Вкратце: то обстоятельство, что память подвержена изменениям, может ввести нас в заблуждение, когда мы вспоминаем что-либо. Это же свойство памяти играет важную роль, когда нам требуется вообразить и предвосхитить будущие события.
Мы стараемся подогнать воспоминания под то, что мы знаем, а не под то, что мы на самом деле видели. Так, про Жана Шарля де Менезиса, которого лондонская полиция застрелила у станции метро после терактов 2005 г., очевидцы утверждали, что он был одет в объемную куртку, убегал от полицейских и перепрыгнул через турникет.
Позднее оказалось, что все это не соответствует истине. Менезис, ни в чем не повинный пассажир метро, на деле «носил светлую джинсовую рубашку, прошел через турникет, взяв бесплатную газету, и побежал, только увидев прибывающий поезд» [137]. Свидетели совместили то, что видели, с тем, что прочли впоследствии в газетах.
Когда проект «Невиновность» изучал характерные черты судебных ошибок, выяснилось, что ошибочное опознание преступника очевидцами способствует судебной ошибке в 75 % случаев [138]. Эта цифра поражает, но для того, кто знает о явлении ложной памяти, ничего странного в ней нет. На открытых судебных заседаниях свидетели утверждали, что видели на месте преступления человека, который на деле был совсем в другом месте.
Эти свидетели не обязательно лгали. И конечно, они ничего не придумывали. Не делал этого и Тайсон, когда обличал «звездную речь» Джорджа Буша-младшего. Когда свидетели говорили, что помнят, будто видели подозреваемого на месте преступления, они говорили правду. Они и правда помнили, что его видели, однако в действительности они видели кого-то другого. Воспоминания и реальность – далеко не одно и то же.
Сказанное не означает, что свидетельские показания бесполезны, наоборот. В определенных обстоятельствах без них невозможно вынести справедливый приговор. Скорее можно сказать, что воспоминания должны быть «извлечены» из свидетелей с большой тщательностью, чтобы избежать искажения и смешивания с недостоверной информацией. Беда в том, что до недавнего времени методы, используемые полицией, были далеки от подобной изощренности.
Взять хотя бы практику «выездных опознаний», которую полиция использовала с ужасными результатами десятки лет: полицейские возили свидетеля посмотреть на подозреваемого на улице или на рабочем месте. Если учесть, что свидетель знает о подозрениях полиции в отношении данного лица (иначе зачем вообще на него смотреть?), этот метод опасно способствует внушению ложных воспоминаний.
Проблема очевидна: когда свидетель видит лицо подозреваемого, он склонен воображать его на месте настоящего преступника. Всякий раз, вспоминая место преступления, свидетели все больше уверяются в том, что видели там подозреваемого. Предположительное опознание быстро превращается в железную уверенность. По словам Дональда Томсона, психолога из Мельбурна, «через два месяца подобных упражнений свидетель обличит подозреваемого в суде и будет абсолютно уверен в его виновности».
Опознание подозреваемого, который предъявляется опознающему в ряду других лиц, более надежно, но также подвержено злоупотреблениям. Часто опознание проводится полицейским, который знает личность подозреваемого и вполне может непреднамеренно указать на него вербальными и невербальными намеками. Иногда ряды подозреваемых составляются так, что описанию преступника соответствует один только человек
[31].
И так далее. В используемых полицией методах столько ловушек, ведущих к ошибкам, что им можно посвятить не одну главу книги. Если бы по факту судебных ошибок проводились расследования, эти скрытые проблемы были бы обнаружены – и их можно было бы решить. Вместо этого одни и те же процедуры, с незначительными вариациями, применяются десятилетиями.
В результате страдают не только подозреваемые, но и полицейские, обвинители, общественность. В конце концов из-за ошибочно опознанных преступников полиция перестает разрабатывать другие версии. Часто это означает, что настоящий злодей остается на свободе и совершает новые преступления.
Проект «Невиновность» призывает к реформам. В частности, ряд подозреваемых для опознания должен составлять полицейский, не знающий, кто именно подозревается в преступлении. Кроме того, опознание должно проводиться последовательно, то есть подозреваемые и подставные лица должны появляться перед свидетелями не одновременно, а по одному.
Тестирование этих процедур показало, что они существенно уменьшают число ошибочных опознаний, при этом число верных опознаний остается прежним. Так, в 2011 г. полевое исследование выявило, что «проведение последовательных опознаний двойным слепым методом в полицейских участках по всей стране дало то же число опознанных подозреваемых. При этом число опознанных подставных лиц было меньше, чем при использовании одновременных опознаний, проводимых тем же двойным слепым методом» [139].
Отдельные эксперты оспорили результаты этого эксперимента и предложили провести новый, что само по себе прогресс. Система должна подвергаться тестированию. Для этого и проводятся эксперименты. К 2014 г. три штата США предписывали проведение последовательных опознаний двойным слепым методом, еще шесть их рекомендовали. Так работает разомкнутый цикл.
Другой системный недочет, выявленный «Невиновностью», – самооговоры, на которых базируется до 30 % судебных ошибок [140]. Часто ложные показания дают слабозащищенные люди – хитростью или угрозами их заставляют признаться в преступлениях, которых они не совершали. Хуан Ривера, как мы помним, был уязвимым молодым человеком с психологическими проблемами, его допрашивали сутками, и наконец он во всем признался. Полицейские эксперты сказали, что у него был психотический приступ.
Одна из реформ, которая могла бы исключить самооговоры, – требование вести видеозапись допроса. Тогда полицейские побоялись бы запугивать подозреваемых и пытаться ввести их в заблуждение.
Некоторые офицеры полиции опасаются, что после этого добиться признания от людей, действительно совершивших преступление, станет куда труднее. Если так, этот довод свидетельствует против реформы. Однако из обстоятельного обзора Министерства юстиции США видно, что полицейские участки, которые добровольно ведут видеозаписи допросов, добиваются признаний ничуть не менее успешно, чем раньше. Как сказал прокурор округа в штате Миннесота: «За последние восемь лет стало ясно, что видеозапись допросов помогает полиции и обвинителям добиться признания от виновных» [141].
Еще одна сфера, требующая решительных реформ, – это криминалистика. Ряд ее методов, например микроскопия волос, с научной точки зрения ненадежен. В ходе расследования одного убийства эксперт утверждал, что семнадцать найденных на месте преступления волос «соответствуют» образцу волоса, взятого у подозреваемого. Впоследствии тот был осужден. Позднее тест ДНК доказал, что все семнадцать волос не принадлежали подозреваемому. Лобковый волос, который, по мнению эксперта, принадлежал мужчине, на деле оказался волосом женщины, жертвы преступления [142].
