Книга Начало русской истории. С древних времен до княжения Олега, страница 11. Автор книги Сергей Цветков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Начало русской истории. С древних времен до княжения Олега»

Cтраница 11

Римляне даже с трудом отличали славян (венедов) от более известных им народов – германцев и сарматов. Хрестоматийным примером в этом отношении является Тацит, который хотя и выделил венедов (висленских славян) в отдельную народность, наряду с германцами, певкинами (племенем не совсем ясной этнической принадлежности, занимавшим левобережье Нижнего Подунавья) и сарматами, но, поколебавшись, причислил их все-таки к германцам, поскольку они «и дома строят, и носят большие щиты, и имеют преимущество в тренированности и быстроте пехоты – это все отличает их от сарматов, живущих в повозке и на коне».

В противоположность ему Певтингерова карта (Tabula Peutingeriana) – дорожник III или IV столетия, сохранившийся в единственной средневековой копии, – поселяет северо-восточнее Карпат и в Поднестровье «венедов-сарматов». Кроме того, в ряде географических названий, сгруппированных главным образом в среднем и нижнем течении Дуная, можно усмотреть искаженные славянские слова. Таковы, например, Bersovia (ср. совр. река Брзава), Tierna (ср. совр. река Черна), Ulka (ср. «волк»), Urbate (ср. «верба») и т. д. [30]

Как видно, в своей классификации варварских народов позднеантичный географ руководствовался какими-то иными соображениями, нежели Тацит. Впрочем, римских историков и географов смущало не столько действительное этнографическое сходство между славянами, германцами и сарматами, сколько их общая принадлежность к необъятному и единоликому варварскому миру.

Не зная общеплеменного самоназвания славян и с трудом отличая их от германцев и сарматов, древнеримские авторы тем не менее невольно скользнули взглядом по многим славянским племенам и даже в искаженном виде зафиксировали их племенные этнонимы. Например, Тацит и другие историки помещают к северу от гор, окаймляющих Богемию (современную Чехию), «германское» племя лугиев. Аугии отмечены и у Страбона: «большое племя луйев». Территория обитания лугиев совпадает с ареалом лужицкой культуры, в связи с чем «мы можем считать лугиев такими же предками славян, как и венедов» [31]. Действительно, в средневековых немецких хрониках эти лугии становятся лужичанами – славянским племенем, живущим «в лугах». То же можно сказать о варнах, или варинах, – это племенное название находит объяснение только в языке поморских славян, где «варн» произносилось вместо «вран», «ворон». Память о них хранит река Варнова. К северу от Богемии Страбон упоминает племена колдуев и мугилонов – этнонимы явно славянские, сохранившиеся до позднейших времен в названиях коледичей (ветви полабских сербов) и Могильна – города лужичан [32].

Этнографическая проверка Тацитовых «германцев» в Висло-Одерском междуречье, проведенная немецкими монахами, католическими миссионерами XI–XIII вв., способствовала славянизации и множества других античных «германских» племен. Перейдя из мира античной литературной традиции в реальный этнографический мир Польского Поморья, немецкие средневековые писатели уточнили сведения классических авторитетов: не германцы, а славяне. Так, античные вельты сделались велетами, гелизии – геленсичами, хатты – хуттичами, дидуны – дедошанами, семноны – земчичами и т. д.

Помимо культурных контактов на границах провинций римляне могли познакомиться со славянами во время военных конфликтов за границами дунайского лимеса. Здесь можно выделить три эпизода. Во время маркоманских войн, которые в 160 – 170-х гг. вел в Подунавье император Марк Аврелий, римлянам пришлось столкнуться с мощным племенным объединением северных варваров, куда помимо маркоманов входили квады, варисты, гермундуры, свевы, лакринги, бурей, виктуалы, созибы, сикоботы, бастарны, певкины и костобоки. Название последнего племени звучит как славянская нота в этой варварской какофонии. Заслуживает внимания и то, что римские источники ставят в этом перечне костобоков рядом с певкинами, которых Тацит называет соседями венедов. Впрочем, утверждать наверняка здесь ничего нельзя.

Второй эпизод относится к середине III в., когда империей правил Волузиан. Римские авторы сообщают, что он одержал победу в Нижнем Подунавье над конгломератом «скифских» племен. Но показательно, что сенат преподнес ему титул не «Скифский», а «Венедский», что указывает на пребывание славян в это время по крайней мере в Поднестровье, в полном согласии с данными Певтингеровой карты («венеды-сарматы»).

Наконец, в тот же III в. отсылает нас одна старинная чешская легенда, записанная в 1767 г. францисканским монахом Прокопом Слободой. В ней говорится, что где-то в конце III столетия (Прокоп даже называет точную дату – 278 г.) славяне, жившие тогда в области Крапины (бассейн реки Дравы), терпели великие притеснения от начальника римских войск в Паннонии и Иллирии Аврелия. В конце концов, когда угнетение стало невыносимым, знатный славянский вельможа Чех со своими братьями Аяхом и Русом поднял восстание против Аврелия и убил его. Затем, опасаясь мести римлян, он увел славян на новые земли, к северу от Дуная, которые и сделались второй родиной чешского народа.

Эта легенда имеет довольно точное историческое соответствие. В 276 г. римские легионы, стоявшие в Иллирии, провозгласили императором иллирийца Аврелия Проба. «Он обладал большими познаниями в военном деле, – пишет римский историк IV в. Аврелий Виктор, – и был прямо вторым Ганнибалом по умению закалять молодежь и давать различные занятия воинам. Ибо подобно тому, как тот засадил огромные пространства Африки оливковыми деревьями, применяя труд воинов, безделье которых казалось опасным и ему и властям, таким же образом Проб засадил виноградниками Галлию, Паннонию и холмы Мезии», то есть современную Францию, Венгрию, юг Румынии и север Болгарии. Однако солдатам пришлись не по душе эти сельскохозяйственные занятия, и когда в 282 г. Проб приказал им рыть ров и водоемы для осушения болотистой местности около города Сирмия в Паннонии, они взбунтовались и убили его. Сирмий располагался в районе реки Савы, по соседству с Крапиной, а дата гибели Аврелия Проба – 282 г. – всего на четыре года расходится с той, которую называет Прокоп.

Все это позволяет заключить, что славяне начали вторжения на территорию империи задолго до эпохи Великого переселения народов, хотя, по всей вероятности, еще не претендовали на самостоятельную роль в варварских союзах.

Вследствие этого римляне обращали на них мало внимания. Для античной историографии варварский мир был отталкивающе чуждым и, как следствие, внеисторичным. Правда, именно римские писатели перенесли имя венетов на славян, но в этнографических описаниях Средней Европы и Северного Причерноморья они прибавили мало нового к тому, что было известно уже грекам.

Почтенная литературная традиция в изображении варваров зачастую брала верх даже над личными наблюдениями и впечатлениями, как это можно видеть, например, у Овидия. Мы могли бы иметь в ссыльном поэте один из достовернейших источников по истории и этнографии Северного Причерноморья, если бы он непостижимым образом не предпочел опереться в описании природы и населения этого края не на собственные наблюдения, а на литературный авторитет Вергилия, который, в свою очередь, поэтически обработал классический отрывок из «Истории» Геродота о скифах. Впрочем, Страбон жаловался на чисто физические трудности, с которыми приходилось сталкиваться исследователю этих районов: страны там холодные и бедные, говорит он, а жители их, свирепые и дикие, чрезвычайно неприязненно относятся к иноземцам. Область обитания славянских племен продолжала оставаться для римлян, как и для греков, terra incognita (неизвестной землей), суровой пустыней, которую покинули люди и боги [33].

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация