В Крыму, на Кавказе и в Поволжье евреи занялись тем же, чем занимались всюду, – торговлей и финансовыми спекуляциями. Их вклад в экономический рост Хазарии был весьма велик. Кроме того, раввины и отдельные представители еврейского купечества, как люди грамотные и бывалые, часто привлекались ко двору кагана для исполнения различных государственных, в том числе и международных, поручений. Но все же их влияние на дела в каганате никогда не было решающим, а националистический оттенок религии «избранного народа» исключал активный прозелитизм: для последовательных талмудистов исповедующие иудейство иноплеменники все равно оставались «проказой Израиля». Укоренение иудаизма со статусом государственной религии в стране с преобладающим нееврейским населением было уникальным явлением в мировой истории, которое стало возможным лишь благодаря совершенно исключительному стечению обстоятельств, внешних и внутренних.
К обстоятельствам внешним относилось настойчивое желание византийского императора и багдадского халифа видеть хазар в числе своих единоверцев. К обстоятельствам внутренним – кризис политической системы каганата. «Быстрый рейд» Марвана, закончившийся военным разгромом Хазарии и принятием каганом мусульманства, вызвал рост патриотических настроений среди хазарской знати. Поборники независимости сплотились вокруг бека. В поисках религиозно-идеологического символа возрождения Хазарии они остановились на звезде Давида. Иудаизм стал для них религией, которая обеспечивала хазарам «вхождение в круг средневековых цивилизаций и вместе с тем самостоятельное положение между борющимися сторонами» – Византией и халифатом
[178]. Согласно традиции основатель иудейской династии хазарских беков носил имя Обадия.
Хазары в большинстве своем обратились по примеру знати в иудаизм. Но кроме хазар, в каганате проживало еще 25 народов, многие из которых исповедовали ислам; в городах значительным влиянием пользовались христианские общины. Религиозная реформа Обадии вызвала среди них открытое недовольство. В начале IX в. в Хазарии вспыхнула гражданская война. Противники иудаизма, которых, возможно, поддерживал каган, призвали на помощь мадьяр; бек противопоставил им печенежские сабли. Доселе несокрушимая хазарская плотина, воздвигнутая между Уралом и Каспием, дала трещину, и в нее хлынули заволжские кочевые орды.
Хазарская смута длилась почти два десятка лет. Константин Багрянородный с лаконичностью государственного человека записал ее последствия: «первая власть» (правительство) одержала победу; побежденные бежали к мадьярам; все, кто не убежал, перебиты. Мятеж был подавлен дорогой ценой. Значительная часть собственно хазарского населения была истреблена, и власть бека, фактически полностью отстранившего кагана от дел, могла теперь опереться только на наемников – печенегов и гузов.
Западные окраины каганата в период междоусобицы были брошены на произвол судьбы. Византия, например, почти без усилий вернула себе Крым. Вероятно, днепровские славяне также воспользовались случаем, чтобы заявить о своей независимости от кагана. Случилось это, по всей видимости, в первой четверти IX в.
У Хазарии не было сил привести своих бывших данников к покорности. Напротив, в Итиле принимались срочные меры для охраны своей территории, дабы удержать западную границу каганата хотя бы на линии Дона. С этой целью на донском левобережье, ближе к низовью реки, во второй половине 830-х гг. была сооружена крепость Саркел. Какое важное значение имела эта твердыня в глазах хазарского правительства, видно по тому, что возглавить ее строительство были приглашены лучшие византийские инженеры во главе с братом жены императора Петроном Каматиром. Но объединенные хазаро-византийские усилия уже не могли отдалить неумолимое превращение Дона в «Русскую реку», а Понта – в «Русское море».
Часть пятая. Первые князья русской земли
Глава 1. Легенда о Рюрике
Вендский сокол
У истоков русской истории «Повесть временных лет» запечатлела загадочное имя Рюрика, который «пояша по собе всю русь и придоша к словеном» откуда-то из «варяжского» заморья.
Рюрик, в том виде, в каком он представлен в летописном рассказе, безусловно, слишком крупная историческая фигура, для того чтобы целиком поместиться на одних только страницах «Повести временных лет» и остаться незамеченным для всей остальной Европы – худо-бедно, но все же грамотной, корпящей в тиши монастырских келий над своими анналами и хрониками.
Между тем давно установлено, что единственным историческим лицом, чье имя и хронологические рамки биографии полностью совпадают с именем и временем деятельности летописного Рюрика, является Рорик Ютландский, маркграф Франкской империи
[179]. И хотя, как мы сейчас убедимся, он не может претендовать на роль прототипа или исторического двойника своего летописного тезки, личность его тем не менее занимает особое место в начальной русской истории.
Беглый очерк жизни Рорика выглядит так.
Его отец, Хальвдан, принадлежал к клану Скьолдунгов – одному из «королевских» датских родов, во владении которого находился Шлезвиг (на юге Ютландии). Земли эти в VIII–IX вв. были населены данами и поморскими славянами-вендами – ваграми и ободритами. Близкое соседство приводило как к взаимной вражде, так и к нередким династическим бракам между датскими конунгами и ободритами. Например, руническая надпись на камне, воздвигнутом славянской княжной Тови, дочерью ободритского князя Мстивоя, удостоверяет, что она стала женой датско-норвежского конунга Харальда Гормссона (из династии Кнютлингов); их сын Свен Вилобородый, в свою очередь, взял в жены вдову шведского конунга Эрика Победоносного, урожденную славянку-вендку.
