Вспомнив, в который раз, финансового вельможу, Муравьев вздохнул: вот ведь чудо-юдо, сидит на деньгах, как Змей Горыныч на злате-серебре, всех держит на голодном пайке да еще экономии требует. На чем экономить-то, чиновников увольнять? Так их и так в Главном управлении менее шести десятков – и это на край в половину России! Вон судейские рыдают: дел скопилось – невпроворот, разбирать их – рук и голов не хватает, штат увеличить Петербург не позволит, а брать людей за штат – где деньги, чтобы оплатить эту нудную и неблагодарную работу? Хоть из своего жалованья нанимай, недаром сон на это намекал… Муравьев скривился, как от зубной боли, вспомнив свое прежнее скудное существование на армейское жалованье. Теперь, понятно, время другое и чин другой, с соответствующим окладом, который и тратить особо некуда, но ведь не единым днем живем – впереди и поездки по краю («государю похвалялся, что и до Камчатки доберусь»), на лечение в Европе средства потребуются, да и Ришмонов надо будет навестить… Так что ничего не поделаешь – придется по поводу судейских поклониться графу Вронченко: авось и разжалобится ясновельможный пан.
Муравьев усмехнулся, вспомнив, что ясновельможным паном его самого величали в Стоклишках крестьяне, более привычные к польскому подобострастию. Стоклишки… Проклятые и мучительные дни и ночи! Как же он ненавидел те хозяйственные заботы, и мог ли тогда, смел ли подумать, что всего лишь через семь лет будет благодарен им, когда тот скулодробительный опыт поможет ему, молодому губернатору, разобраться сначала в сельских проблемах Тульской губернии, а теперь помогает экономно пользоваться финансами здесь, в Восточной Сибири. Верно молвится: что ни творится, все пригодится, если по-умному распорядиться…
Вот именно – по-умному. Кто бы еще подсказал – где ума занять. А лучше – на кого положиться, кому доверить большие дела, самому со всеми, как ни крути, не справиться – нужны толковые, а главное, верные и исполнительные люди. Такие, как Вагранов, Вася, Миша Корсаков, Струве, Стадлер… Только мало их, мало, очень мало пока! Из столиц не назовешься, им карьера нужна, а тут вакансий – на пальцах можно перечесть. Надо местных искать, а пока от ненужных и вредных избавляться, всеми средствами!..
Муравьев взглянул на настольные часы: бог мой, три часа одним мигом пролетели! Он позвонил в медный колокольчик, стоявший рядом с часами. В дверях появился Вагранов:
– Здравия желаю, ваше превосходительство!
Муравьев поморщился:
– Сколько раз тебе говорить, Иван Васильевич: не чиниться, когда мы вдвоем.
– На службе свои порядки, ваше превосходительство.
Муравьев махнул рукой:
– Ну ладно… Есть там кто в приемной?
– Управляющий делами Синюков дожидается.
– Очень кстати. Пусть войдет.
Вошел невысокий седовласый чиновник в вицмундире с папкой в руках. Поклонился чуть ли не в пояс. Холоп, холодно кивнув в ответ, подумал Муравьев, холопу доверять нельзя, а держать – в ежовых рукавицах.
– Что с Мангазеевым, господин Синюков?
– Ну вы же знаете-с, ваше превосходительство, Мангазеев сам в отставку не подаст.
– Я вам велел подобрать подходящую причину. – Голос Муравьева стал ледяным.
– Не могу-с, ваше превосходительство, – подбородок чиновника задрожал, лоб заблестел испариной.
– Что значит «не могу»? Пусть уйдет по состоянию здоровья.
– Мангазеев здоров как бык, всех переживет…
– Наверняка есть за что зацепиться… Запомните, господин Синюков: какова бы ни была форма увольнения людей, подобных Мангазееву, отставки эти справедливы и необходимы. Прошлое время уже не вернется…
На лицо Синюкова набежала тень. Набежала и растворилась в угодливой улыбочке:
– Есть одна зацепочка, ваше превосходительство… – Синюков оглянулся на закрытую дверь. – Позвольте приблизиться?
Муравьев жестом указал на один из двух стульев для посетителей. Синюков подошел и опустился на краешек.
– Что за конфиденция? – недовольно сказал генерал. – Давайте вашу зацепочку.
– Впрочем, может, это и не зацепочка вовсе, – явно напуганный тоном генерала, забормотал управляющий делами, но, заметив, что Муравьев терпеливо ждет, решился: – Это по части морали и нравственности-с… Подойдет-с?
– Безнравственность государственного служащего наказуема немедленным увольнением. Власть должна быть безупречна, – строго-наставительно сказал Муравьев. – Вам-то, по долгу службы, об этом знать положено. – И, помолчав, небрежно поинтересовался: – Ну, так что там у Мангазеева?
– Пристрастие к малолетним-с…
– К девочкам? – поднял брови генерал-губернатор.
– Смею доложить: не только-с, – выпалил Синюков и тут же стушевался под пронзительным взглядом главного начальника края.
– Ты в этом уверен?! – Муравьев даже не заметил, что перешел на «ты». – Это можно доказать?! Давай-давай, выкладывай все что знаешь.
От этого генеральского «ты» никогда не служившему в армии Синюкову вдруг захотелось встать и вытянуться «во фрунт». Он поежился, представив на мгновение, как, должно быть, боялись генерала подчиненные солдаты и офицеры, а в следующее мгновение ужаснулся, осознав, что о нем скажут в обществе, если узнают, как он ни за понюх табаку сдал своего почти приятеля, который ну совершенно ничего не сделал ему плохого. И сдал-то не из боязни потерять теплое местечко, хотя присутствовала и эта немаловажная для бедной вакансиями Сибири причина – нет, главным побудителем явилось непреодолимое желание выслужиться перед начальством, желание, как он предполагал, свойственное любому чиновнику, особенно невысокого ранга. И ведь знал, знал, что не получит в награду никакого повышения, что умолчание о «грешке» Мангазеева не грозило ему ничем, а вот надо же – словно кто за язык потянул…
Муравьев, прищурившись, наблюдал за его смятением и на удивление долго ждал продолжения.
– Ваше превосходительство, – выдавил, наконец, Синюков, – доказать можно, есть человек, знающий доподлинно, но я просил бы не упоминать в связи с этим моего имени…
– Вот как? – усмехнулся Муравьев, встал из-за стола и прошелся по кабинету, разминая затекшие от долгого сидения члены. Синюков следил за ним, поворачивая голову, – как подсолнух за солнцем; Муравьев налюбовался на них в Стоклишках. Наконец, он остановился перед чиновником и посмотрел сверху вниз. – Что ж, просьба невелика… Сделаем так. Вы, Синюков, организуете поручику Вагранову встречу с этим человеком, а потом вместе с поручиком составите письмо в Петербург с обоснованием отставки Мангазеева. Все ясно?
– Ясно! – вскочил Синюков.
– Идите. Да смотрите, сами не проболтайтесь.
Синюков в низком поклоне пропятился к дверям и вышел из кабинета, едва не столкнувшись с входящим Ваграновым.
– Я слышал задание, ваше превосходительство, – предупредил тот поручение генерала. – Екатерина Николаевна зовет к завтраку.
