Полковник отложил бумаги и ждал продолжения.
Недзвецкий достал коробочку с зажигательными спичками, вынул палочку с красной головкой и чиркнул по темной стороне коробки. С шипением вспыхнуло пламя, втянулось в табак, и в кабинете хорошо запахло.
Горашковский удивленно принюхался:
– У вас новые спички, ротмистр? Прежде их серной вонью вы напоминали мне посланника дьявола, а сейчас…
– Меня вернули в ранг ангелов, – засмеялся Недзвецкий. – Это, пан полковник, спички, придуманные австрияком Шретером. С красным фосфором. Они не воняют серой.
– Слава богу! Теперь мы спокойно можем вернуться к «гостям». Доложите обстоятельней.
– В наш город прибыли супруги – будем их так называть – Ричард и Хелен Остин. Натуралисты-любители, путешествующие по всему миру, как вы знаете, с весьма оригинальной целью. – Недзвецкий сделал паузу, попыхивая трубочкой. – Вас не беспокоит дым, пан полковник?
– Отнюдь, ротмистр. Продолжайте, прошу вас. Что за оригинальная цель у англичан?
– Вы же читали сообщение из Петербурга.
– Я забыл. Имеет право человек что-нибудь забыть?
Недзвецкий кивнул, подтверждая права полковника.
– Тогда дозвольте напомнить. Эти любители обследуют берега великих рек мира на предмет обнаружения подземных кладовых – золота, серебра, железа, угля, ну и тому подобного. И всё – в странах, куда Британская империя протягивает свои загребущие руки. В Африке якобы проплыли по Нилу, в Индии – по Инду и Гангу, теперь вот нацелились на Амур.
– А почему не на Лену?
– На Лену, как мы знаем, нацелился их соотечественник Хилл.
– Да-да. Но почему проплыли «якобы»?
– Ну как же, ваше превосходительство! «Якобы» – потому что по Нилу вряд ли кто из праздного любопытства рискнет прокатиться.
– Это почему же? Я еще из гимназии помню, что по Нилу фараоны плавали.
– Это по Нижнему Нилу, где Египет. А выше – дикие племена, – Недзвецкий скорчил зверскую физиономию, – даже людоеды. Мужчин они съедают, а женщин берут в наложницы.
– Шутник вы, ротмистр. Да вам-то откуда про людоедов известно?
– Мы, поляки, очень любознательны, а офицеры Третьего отделения должны быть еще и очень недоверчивы. Потому я сначала знаю, а потом говорю «якобы».
– Да ну вас, ей-богу! «Любознательны», «недоверчивы»… Нам надлежит в первую очередь следить за государственными преступниками, а не за иностранцами. – Полковник прихлопнул ладонью бумаги на столе. – Еще какой-то художник Аткинсон с супругой ожидается…
– Англичане? Вот-вот! Не слишком ли много жителей туманного Альбиона на нашу голову? Из солнечной Франции приехал всего один, какой-то парфюмер, и тот уже принят в доме генерал-губернатора. А англичане – все на особицу. Остины не успели приехать, сразу же к Хиллу направились: как же, родная душа… а может, сослуживец?
Но Горашковский намек пропустил мимо ушей: его сознание зацепило совсем другая, очень обидная для его положения информация.
– Да-а, мы вот с вами в доме генерала не приняты. Зато какой-то шаромыжник-парфюмеришка – пожалуйста! Волконские да Мухановы – добро пожаловать! – Полковник набычился, лицо побагровело, глаза остекленели. – И это – наместник государя императора! Правильно Пятницкий сделал, что написал нашему шефу. Князь Орлов хоть и имел брата, якшавшегося с декабристами, но государственных преступников не жалует.
– А вы, помнится, тоже собирались написать нашему шефу…
– Написал! Все, как есть, написал! Вот только результатов никаких!
Недзвецкий выбил трубку на листок бумаги, проверил, нет ли скрытого жара, аккуратно завернул пепел в кулек и выбросил в корзину для бумаг. Потом продул мундштук и спрятал трубку в карман.
– Напрасно вы так переживаете, пан полковник, и напрасно надеетесь, – почти снисходительно сказал он. – Ничего донос Андрея Васильевича не даст, кроме, может быть, неприятностей для него самого. Да и ваше письмо может вам боком выйти.
– Это еще почему? – вскинулся полковник.
– Понятно же, что Муравьев не так просто взлетел. Все говорят, что ему покровительствует министр Перовский!
– Собака не кусает руку того, кто ее кормит, а Муравьев приказал разобраться с приисками компании, которой владеет сестра Перовского. Это как прикажете понимать?
Недзвецкий долго не раздумывал:
– Тут три варианта, пан полковник. Либо он имеет покровителя куда выше министра, либо сумасшедший, либо, не имея иных талантов, желает прослыть кристально честным. Правда, последнее тоже сродни сумасшествию.
Глава 4
1
Муравьев встал из-за стола, до хруста потянулся и подошел к окну. За окном – солнце, голубое небо, деревья и кусты в легкой зеленой дымке новорожденной листвы. За ней – простор давно очистившейся ото льда Ангары…
– Господи, как красиво! Как хорошо!..
Настроение у Николая Николаевича было самое благодушное. Только что он получил письмо от главы морского ведомства Александра Сергеевича Меншикова с ценными новостями. Светлейший князь извещал генерал-губернатора о сроках спуска на воду транспорта «Байкал», командиром которого назначен капитан-лейтенант Невельской, и о данном оному капитан-лейтенанту предписании: после сдачи груза в Петропавловске состоять в распоряжении генерал-губернатора и идти обследовать юго-западный берег Охотского моря «между теми местами, которые были видимы или усмотрены прежними мореплавателями». Князь, разумеется, осторожничал, ни единым словом не упоминая устье Амура, но это и понятно: дать приказ об исследовании сей великой реки мог только государь, поскольку вопрос этот слишком тесно связан с китайцами. И все равно – первый шаг сделан, теперь надо писать лично государю и настоятельно просить разрешения на поиск устья. И Перовскому – непременно: Лев Алексеевич в кабинете министров его, генерал-губернатора, главная опора. Он, да еще, пожалуй, Меншиков – остальные либо противники, если не сказать хуже, либо вообще равнодушны к интересам России в бесконечно далеком от столицы краю.
Ах, Амур, Амур! Какая притягательность в этом коротком созвучии, какая мощь! Что за ветры принесли римского крылатого бога любви в такую даль?! У себя, в многолюдной древней Европе, он тысячелетия жил только в мифах, не оставляя никому и ничему своего лукавого имени, а здесь, в таежной пустыне, вдруг подарил его дикой, могучей реке. Она впитала зовущее, заряженное небесным рокотом слово и стала манить к себе сначала столь же диких и могучих русских удальцов, а теперь вот пришел черед и самой двуглавой России. Оплеснет она амурской волной свое восточное плечо, пропитается любовью к этой земле, расправит уже два равносильных крыла, и поднимут они величавую птицу над миром. Смотрите все, как она прекрасна, как она могуча, сколько в ней силы и добра!..
Николай Николаевич снова потянулся, почти встав на цыпочки: душа жаждала чего-то необыкновенно возвышенного. Самому захотелось воспарить над рутинным бытием и лететь, лететь, как леталось в детских снах… Но не отпустили земные дела, притянули обратно, и крылатость души как-то быстро увяла, а тут вдобавок в животе громко уркнуло, напоминая, что давно пора обедать. Катюша и Элиза, поди, уж заждались. Да и месье Легран наверняка пожаловал.
