Вполне возможно, этот прием не причинит мне вреда. И ОН меня не найдет. Ведь не ходит же этот проклятый колдун, в самом деле, на все приемы во всех концах света! Или это я просто себя так успокаиваю?
– Не стану отрицать, – виновато-иронически улыбаясь, кивнул мне хитрый Максим Александрович. Гад! Стоит и чуть ли не потирает руки! – Пусть шантаж, но зато откровенный. Мне нужна твоя помощь. И я ее получу! – Глаза цвета грозового неба сверкнули предвкушением.
– Но я… – замялась, не зная, как высказать свои условия.
– Не переживай, – хмыкнул мужчина, складывая руки на груди. – Говоря о твоей внешности, я не собираюсь ни пользоваться твоим телом сам, ни подкладывать под нужных людей. Я мужчина, но не подонок.
– Извините, – сжала я руки, съеживаясь на стуле. – Но мне показалось…
– Если ты так обо мне думаешь, – посерьезнел Максим Александрович, – то почему бы мне не изнасиловать тебя прямо сейчас? Никто же не придет к тебе на помощь и не спасет, верно?
Вылезло мое внутреннее, тщательно скрываемое «я» и громко хмыкнуло, говоря, что оно бы не отказалось на это посмотреть, и главное – поглядеть на то, что после попытки меня изнасиловать от моего босса останется. Ага. А останется от мужика или фарш, или мумия. И неизвестно, что выглядит страшнее. Я за мумию.
Я прихлопнула зловредное «я» метафизической тапкой и понуро согласилась:
– Если у меня нет другого выбора, то я пойду с вами на завтрашний прием. Но хочу вас еще раз предупредить – это плохая идея. Очень-очень плохая идея, можно сказать – скверная.
– Какая это идея, – с облегчением сказал работодатель, – я буду решать сам. Завтра с утра поедем по магазинам за всем необходимым. Будь готова к полудню. – И вышел, притворив за собой дверь.
– Слушаю и повинуюсь, – зло пробурчала я, запирая замок и с обидой пиная ногой ножку кровати.
Утром, приготовив завтрак и помыв посуду, я переделала все намеченные дела и ровно в полдень вышла в холл, где меня ожидал Максим Александрович.
Его просто перекосило от моего маскировочного вида. Он даже отодвинулся.
– Эля, – осторожно сказал Максим Александрович, разглядывая мой пуховик, сделанный в непонятно какой стране, непонятно из чего и непонятно какого цвета. (Зато цена у него была достаточно понятной. Во всяком случае, лично мне, когда я его приобретала на вещевом рынке три года назад. И тогда она меня вполне устраивала.)
– Давно хочу тебя спросить: это у тебя вкус такой или бедность совсем одолела?..
– Это стиль жизни! – сердито ответила я, туже затягивая узел платка под подбородком. – Считайте, я последовательница минимализма и ярая приверженница хиппи. Дитя цветов. Ну, знаете таких…«Всё, что нужно, – это любовь!»; «Занимайтесь любовью, а не войной» и «Дайте миру шанс».
– Я думаю, хиппи бы жестоко оскорбились, – поморщился Максим Александрович, окидывая меня выразительным взглядом и шумно распахивая передо мной дверь.
Я сжала зубы, вцепилась в авоську из кожзама и, храбро дрожа коленками, переступила порог.
Меня запихали в «лексус» и домчали до центра города, на главную улицу, где бутиков было, как мух около помойки.
Мы остановились около одного из них. Мой спутник заглушил мотор, вышел из машины, открыл дверцу и сказал:
– Выходи.
Я замотала головой, стискивая ручки своей потрепанной сумки.
– Выходи, я сказал! – повысил голос Максим Александрович и попытался вытащить меня наружу.
Машина сопровождения стояла поодаль, и мужики в ней ржали, как застоявшиеся жеребцы. То-то у охранников развлечение!
Угу. Меня внутрь магазина можно было доставить только вместе с хозяйским авто, мы с ним сроднились!
– Эля, – рявкнул Максим Александрович. – Это, в конце концов, смешно!
– Ха-ха! – уныло отозвалась я, но с места не двинулась.
Меня еще раз попытались выковырять из средства передвижения. И снова неудача. Я пришла в состояние: «Есть на Волге утес, он весь мохом порос»
[2].
– Уволю! – в сердцах пригрозил мне работодатель, стараясь отдышаться и прийти в нормальное состояние. Сейчас он был как плотно закрученная скороварка без предохранительного клапана. Еще чуть-чуть – и крышку сорвет начисто!
Расстегнув черную кожаную куртку на натуральном меху, Максим явил миру свою идеальную фигуру. И, тяжело вздохнув, я все же вылезла из машины. Красота – страшная сила! Что поделаешь, я всего лишь слабая женщина. Не могу сопротивляться угрозам. Особенно таким великолепным.
– Ну слава богу! – возвел очи горе́ Максим и, схватив меня за руку, потащил в бутик, боясь, что я сейчас сорвусь с места и устрою спринтерский забег на выматывание противника. – Первый раз в жизни вижу женщину, которая сопротивляется обновкам.
– Тогда пользуйтесь моментом, босс, – прошипела я раздраженным аспидом. – И глядите внимательно – это я!
Внутри торгового заведения меня быстро, как эстафетную палочку, передали с рук на руки двум блондинистым выдрам в трехслойном макияже.
– Девочки, – приказал Максим Александрович. (Я тут же закрутила головой по сторонам, ища пресловутых девочек.) – Подберите этой милой девушке, – тут облезлые выдры уставились на меня, стараясь рассмотреть под пуховиком хотя бы видимость девушки, – что-то по фигуре и недешевое.
– Могу предложить полированный гроб с бронзовыми ручками, – тихо прошипела я ему на ухо. – По фигуре – и недешево.
– Это еще пока рано, – успокоил меня мужчина. – Успеется. Сначала все же начнем с платья…
Хорошо выдрессированные барышни профессионально обнажили заточенные на мужиков белоснежные зубы из лучшего фарфора, слаженно кивнули и поволокли меня в примерочную.
Я скорбно смирилась с жестокой и беспощадной своей судьбой и позволила себя раздеть до нижнего белья в стиле двадцатых годов. Угу. Позапрошлого столетия.
– Смотри-ка, – сообщила одна выдра другой, прищуриваясь. – А у Максима глаз – как алмаз. Такое сокровище под этим ватником чумазым разглядел!
– Пуховиком, – твердо поправила я, влезая в первое из предложенных платьев.
– Хрен редьки не слаще! – поведала мне вторая выдра, иронически морща недавно прооперированный аристократический носик и выпячивая силиконовую грудь. Вся остальная мимика у нее отсутствовала напрочь… Проклятые рудники, то есть ботокс, уничтожили нормальное выражение эмоций, оставив странную безжизненную маску, а татуированными губами и бровями эта выдра с коллегой походили на разнояйцевых близнецов.
Ах так!
Я и пуховик обиделись крепко и навсегда! И вознамерились донести это до окружающих.
После восемнадцатого платья, которое тоже было «недостаточно дорогое и на него материала пожалели», выдры валялись на диванах и обмахивались каталогами.
