«Ну что же, пусть они винят самих себя! Я вручу губернатору приготовленное письмо! И второе письмо самому губернатору, что мы идем в Осака и будем ждать их представителей там. Да будет воля Его! Пусть хватаются тогда за голову. А я-то еще думал, что дела пойдут теперь на лад и что они помнят свои обещания! Неужели их американцы так напугали и восстановили против всех „западных людей“ своими действиями?»
Пока все неясно. Путятин шел сюда, как к старым друзьям, а почувствовалась какая-то перемена в политике, уклончивость. Как сегодняшние ворота среди улицы, на пути переговоров стояло какое-то препятствие. Кичибе намекает, что надо будет подождать. «Но я буду действовать без оглядки. Я пробужу их высшую силу. Может, тогда они поймут».
– А вы знаете, что англичане скоро придут в Хакодате? – спросил Посьета один из чиновников, явившихся на «Диану» на другой день.
– Этого не может быть, – ответил Посьет. – Если они придут, то в бухте Хакодате произойдет сражение, какого вы еще не видели.
– И тогда побежденная страна не простит этого японцам, – добавил Лесовский. – И будет потом предъявлять претензии, как это делают англичане в Китае. Кроме того, ядра и бомбы полетят в город, а это может навлечь большие неприятности на губернатора и чиновников.
– Скажите, а что в письме, которое вы передаете в государственный совет?
Посьет ответил, что на такие вопросы может ответить только адмирал лично губернатору Хакодате.
Барон Николай Шиллинг, воспользовавшись моментом, остался в лаборатории Можайского наедине с переводчиком Кичибе. Он с любезным поклоном сказал, что благодарит Кичибе, и передал ему в подарок часы с драгоценными камнями и голландскую эмалевую миниатюру.
Кичибе, кивая головой, быстро сунул подарки в широкие раструбы своих рукавов.
– О да-да… Благодарю вас, – на чистом английском языке сказал он.
– Я полагаю, вам приятно, Кичибе, что страна оживает, открываются порты, будет приходить много иностранных кораблей. Положение переводчика в обществе изменится. Вы станете богатыми и уважаемыми людьми. Придется открывать новые школы переводчиков. А там начнутся поездки за границу. С вашими блестящими способностями вы далеко пойдете.
У Кичибе голова задрожала от волнения: «Но я не так глуп, чтобы его не понять». Кичибе также отлично понимал, что все эти соблазны походят на чистую правду.
– Вы – патриот, лейтенант. Но и я патриот… И я желаю вам… успехов… чтобы могли учить нашу страну и чтобы вы научили нас плавать с флотом в другие страны, и как патриот я желаю вам успеха.
– Кичибе, а не могли бы вы достать копию американского договора?
– Это, наверно, невозможно… Конечно, невозможно. Это, наверно, очень трудно…
– Город Хакодате открывается для торговли с иностранцами. Копия договора, как мне кажется, должна обязательно быть тут.
– Нет, ее здесь не хранят. Мне кажется, что вам легче всего будет достать все, что вам необходимо, в городе Симода.
– В городе Симода? – изумился Шиллинг.
– Да, мне кажется, там у вас найдутся знакомые с копией…
А еще через день снова гремел оркестр и по улицам маршировали матросы. Дома опять затянуты полосатыми материями, а колонны японских солдат с саблями и в лакированных шляпах открывали и замыкали шествие.
Обрюзгший и надменный старик губернатор принял Посьета в той же полутемной зале Управления Западных Приемов. Присутствовало множество чиновников в пышных и разнообразных одеждах.
Посьет передал письмо адмирала в пакете с гербами, уложенное в полированный ящик.
– Письмо будет немедленно отправлено в Эдо, – сказал князь Орибэ но ками.
Но сам он знал, что не смеет без разрешения правительства отправить письмо. Это было бы несогласно со всеми правилами. Князь Орибэ – сторонник старых порядков. Поэтому его, как консерватора, и назначили в Хакодате начальником Управления Западных Приемов и поручили ему сношение с иностранцами.
Путятин отказался прислать вместе с письмом голландский или китайский переводы. Он знал, что теперь обо всем этом князь Орибэ напишет в Эдо и будет ждать ответа. Согласно порядкам доброго старого времени! Нельзя делать никаких послаблений западным варварам!
– А куда же теперь пойдет ваше судно? – спросил вице-губернатор, угощавший Посьета обедом.
– Мы идем в Осака, – ответил Посьет. – Адмирал просит в своем письме выслать туда для переговоров уполномоченных.
– В Осака… это… о! – Кичибе опешил.
Вице-губернатор, услыхав перевод, не мог скрыть испуга.
– Почему вы хотите идти в Осака? Вам могут там встретиться затруднения.
– Потрясение для них! – рассказывал Посьет адмиралу, возвратившись на судно.
– Иного выхода нет, – ответил Евфимий Васильевич. – Ну, да письмо все равно пошлют, раз взяли.
Ночью к «Диане» подошла лодка. Какой-то японец, подпрыгнув, ухватился за якорный канат и оттолкнул свою лодку ногами. Он взобрался на палубу. Вахтенный офицер разбудил Лесовского.
– Держите до утра, – велел капитан.
Адмирал приказал утром:
– Не отправлять беглеца на берег!
– Дьячков с ним пытается толковать, – доложил капитан.
Адмирал приказал поговорить с японцем Гошкевичу.
К обеду на судно явились чиновники с переводчиком.
– А где это порт Симода? – спрашивал у Кичибе барон Шиллинг.
– Да это маленький городишко в бухте, на оконечности полуострова Идзу, – тихо говорил Кичибе.
– А вы уверены, что в Симода есть переводчики?
– Да, во всех портах, куда явятся иностранцы, назначены переводчики.
– Так вы думаете…
– Да, я думаю… Скажите, почему вы идете в Осака?
Кичибе отлично понимал, почему Путятин решил идти в Осака. Каково! Вообще в жизни начинались такие перемены, что дух захватывало.
«Опухают суставы, – думал Путятин, свирепым адмиральским взглядом рассматривая свои босые белые ноги. – И больно. Ступить нельзя. Перри, говорят, тоже еле ходил, так ноги болели».
Адмирал с трудом нагнулся и потрогал босую ступню. «Мягка стала».
Он знал, что гонец за гонцом помчатся из Хакодате в Эдо и обратно, а потом в Осака. «Трудно с японцами! Так они следят и за нами, и друг за другом. А все же многое стало известно здесь Гошкевичу и Посьету».
Гошкевич рассказывал адмиралу, что в Симода к американцам ночью являлись на судно два японца. Они заявили, что просят их скрыть и что они хотят бежать из Японии в Америку, чтобы учиться там западным наукам. Но Перри велел ссадить на берег, и теперь японцы их скоро казнят. Видимо, Перри поступил так, опасаясь за успех будущей торговли. Он объяснял потом, что, обязавшись по договору уважать законы Японии, он не мог сразу же и по пустяку отступиться… Из-за каких-то двух проходимцев нельзя подвергать опасности доходы коммерсантов. Японцы могли порвать с ним всякие отношения, обвинив в нарушении договора.
