А внизу всюду и вода и горы опять движутся, и на них вспыхивают огни.
Первый удар застал Саэмона но джо на мыслях о том, что серебряные пластинки для дагерротипа можно делать самим, в этом нет ничего особенного. Европейцами угаданы свойства твердых тел, жидкостей и газов, они открыли их составные части и взаимодействия и узнали, как можно пользоваться силами природы. Он вспомнил, как Гончаров уверял его, что все стало возможным в Европе благодаря тому, что страны там сообщаются друг с другом и ученые, действуя сообща или порознь, часто решают одни и те же задачи, изобретения становятся известны в разных странах и повсюду разрабатываются и проверяются, но та страна отстает, которая подвергает себя изоляции.
Как раз тут-то и раздались подземные толчки, и Саэмон но джо, забрав нужные бумаги, покинул в сопровождении своих самураев храм и пошел, а потом и побежал в горы.
Кавадзи замечал, что Путятину иногда не нравились доводы Гончарова, которыми тот пытался склонить японцев к открытию страны, и полагал, что это по той причине, что секретарь не должен слишком много позволять себе в присутствии адмирала. Но только теперь, когда англичане в Нагасаки порассказали о русских много интересного, Саэмон но джо кое-что понял.
Сверху, видя, как волны уничтожают город и опустошают склады и амбары, он, присев у обломка скалы, достал из-за пояса кисть и тушь в чернильнице, а из-за пазухи свиток бумаги и написал докладную в правительство о том, что происходит, просил немедленно выслать рис, чтобы пострадавшее население, уже лишенное всех запасов, не умерло с голоду.
Письмо было запечатано и отдано самураю с приказанием, не теряя времени, взять в табуне в горной долине коня и скакать в Эдо.
Когда вода схлынула и вместо города осталось мокрое поле с обломками и деревьями, полегшими в ил, Кавадзи хотел спуститься с вершины своего холма. На горах еще ходили огни, и в воздухе пахло серным газом. Обрывы со всех сторон оказались так круты, что нечего было и думать сойти самим. Как тут спрыгнул самурай с пакетом, уму непостижимо. Саэмону но джо не верилось, что и сам он мог вскарабкаться на такую кручу. Он предположил, что во время землетрясения, может быть, часть камней откололась и обрыв стал отвесным.
Пришлось кричать и звать на помощь. Под горой виднелась соломенная крыша крестьянской хижины. Оттуда пришел хозяин с сыном. Они принесли лестницу и веревки. Крестьянин повел Саэмона но джо к себе. Вода не доходила к его дому.
Кавадзи написал всем посланцам бакуфу по записке и просил сообщить о своем положении. Он также написал губернаторам и запрашивал, какие меры могут быть приняты местными властями для улучшения положения пострадавших.
Дошел со своими подданными отставший Тсутсуй и уселся отдыхать.
У крестьянина в амбаре нашелся запас риса. Он усадил жену и дочерей колотить неочищенный рис пестиками в каменной чаше.
Подошел Мурагаки, а за ним приплелся сам Исава. Глубоко потрясенный всем происшедшим, Кога Кинидзиро сидел у порога, как простой крестьянин или бедный родственник, и так же вздыхал, он не мог прийти в себя и не отвечал на вопросы. Его коричневое лицо с узким высоким лбом стало еще длинней и скорбней.
Исава приказал натянуть на лесной поляне парус на шестах. В такой круглой палатке без верхнего полога устроили столовую для голодающих, бродивших на горах. Каждый приходил с детьми или один. Съедали по чашке риса, и на этом обед заканчивался.
Двое крестьян понесли в город на плечах подвешенную к шесту кадку с вареным рисом.
Кавадзи сказал, что он возвращается в город. Ему подали верхний халат. Его самураи стали одеваться и вооружаться. Тсутсуй бодро вскочил в своем углу и заявил, что он тоже готов. Старик добавил, что он еще крепок и молод, недаром в позапрошлом году, несмотря на то что ему восемьдесят лет, его жена родила дочку. Кавадзи скептически отнесся к этому хвастовству. Но он смотрел на Старика, в почтительности пуча глаза, холодно и бесстрастно.
Без Хизена сила и влияние Кавадзи не имели бы особого значения. Поэтому приходилось принимать доброго Старика таким, какой он есть, и прощать ему маленькие недостатки.
– Нет, нет, я не пойду! Я остаюсь ночевать! – закричал Кога. Неожиданно он обрел дар речи.
Его не стали уговаривать. Он вошел и лег ничком, обхватив голову руками, как, бывало, Сато, когда у нее начинались приступы гири-гири.
Длинной процессией, сохранившей оттенок торжественности, послы и чиновники, в изорванной одежде, спускались по долине в город со своими подданными.
Там, где побывала вода, все травы, посевы и деревья были как вмазаны в гладкий пол.
В храме, где жил Кавадзи, упала стена, разрушена крыша, вода заходила в комнаты, и унесла много вещей. Саэмон но джо на запрос, который прислал ему из Временного Управления Западных Приемов бугё Исава о понесенном ущербе, ответил, что все обстоит благополучно. Он в свою очередь допросил губернатора, как обстоят дела. Вместо ответа прибежал перепуганный Исава. Он просил выслать из храма всех подданных. К этому времени пришел Тсутсуй. Исава, дрожа всем телом, объявил высшим чиновникам бакуфу, что у него во время наводнения погибло много важных бумаг.
– И… и… – запинался он, – в числе унесенных морем документов исчезла копия японо-американского договора о дружбе. – Да, исчезла копия американского договора!
Что делать, он не знает, и как объявить об этом Чуробэ…
Кавадзи еще никогда не видел своего противника таким растерянным. Копия была в ящике с документами, как он уверял, который невозможно было унести в горы. Поэтому все самое важное взяли перед уходом в горы с собой, переложив в сумки. И теперь договора нет ни в шкафах, ни в ящике, который разбит и опустошен, ни в сумках. Все перерыли, пытаясь разыскать договор, но все тщетно. Вообще все документы за сотни лет унесло в океан. Погибли также почти все полицейские, и даже некому наблюдать за русским кораблем.
Исава сказал, что у второго губернатора тяжелое горе: у него утонула родная мать.
Матсумото Чуробэ неожиданно оказался среди чиновников. Как и когда он вошел, никто не заметил. Лицо Чуробэ как деревянная доска, какие бы новости ему ни сообщались. Тусклы и загадочны маленькие подслеповатые глаза.
Исава, не находя более объяснений и отчаявшись, в растерянности умолк. Чуробэ сказал, что у него имеются совершенно иные сведения.
– Договор находится на месте. Переводчик Татноскэ, разбирая бумаги, обнаружил, что договор находится среди других документов и что он приклеился от сырости, несмотря на принятые меры предосторожности, и не был замечен. Хорошо, что он не был уничтожен волной цунами!
– Как приклеился?.. – обомлел Исава. Он поспешил удалиться.
Тсутсуй и Кавадзи обсуждали, как и чем можно помочь, где взять рис, как лучше сообщить обо всем в Эдо. Кавадзи заканчивал писать в Эдо о том, что землетрясение закончилось. У губернатора погибла мать. Город совершенно уничтожен. Жертвы подсчитываются, и убытки выясняются, о них будет немедленно сообщено, подтверждается просьба о присылке риса и еще одежды.
