– Подъем! Горнист!
– Господа, вставайте! Японцы принесли воду для мытья, и завтрак сейчас будет подан, – входя в дом, сказал вахтенный офицер Карандашов. – Адмирал с капитаном уже на берегу!
– Погода, кажется, хорошая, – с зевком заметил Можайский, выглядывая на террасу через раздвижные стены.
– «Диана» держится отлично, и мы можем спасти все, что возможно, – сказал Карандашов.
– Вставать не хочется, мыться не хочется… – потягиваясь, сказал Елкин.
Алексей вспомнил вчерашнее крушение. Он вышел. Море спокойно. «Диана» с низкими бортами чуть чернеет совсем вблизи берега. Домик адмирала со стенами из цветной бумаги в деревянных решетчатых рамах, с террасами вокруг, как игрушка.
Японцы принесли ушаты с водой. Алексей Николаевич скинул халат и поежился. Кузьма стал поливать, вода оказалась теплая. Воздух не так тепел, как мягок и нежен. После купанья хочется опять в халат. Кузьма подал белье и одежду. Все хорошо и удобно наделось, и настроение стало совсем отличным. «Сегодня, наверно, свезем все вещи с фрегата», – подумал Сибирцев.
На завтрак разливали из японских чайников зеленый чай без сахара, настоящий японский, потом подали рыбу, вареную, без всяких приправ, с рисом, не было ни хлеба, ни сухарей.
Японцы сбили и принесли ладный стол в адмиральский домик. К завтраку пришли адмирал и Лесовский.
Казалось бы, чего хуже! В чужой стране. Корабль теперь разбит совершенно. Сахар погиб, соль, мука. Вчера самого перевернуло вниз головой и чуть не переломило пополам. Измок до нитки. При переправе разорвал мундир. Вечером в японском халате на голое тело ходил босиком по циновкам с таким видом, словно обнищал и шел в святые места на богомолье. Принял купель!
Утро тихое и чистое, пели птицы, и воздух береговой. Костры уже трещали, когда чуть свет Путятин с капитаном прошли по биваку, где отдыхали матросы. Многие спали прямо на земле в мокрой одежде, обессилев. Путятин вспомнил Лаперуза. Потерпев кораблекрушение, великий французский мореплаватель сразу же заложил новый корабль. И Путятин потребует, чтобы японское правительство разрешило ему строить новое судно. Сколько уверток, возражений начнется! Скажут: «Только, пожалуйста, напишите, что вам для этого потребуется, мы вам это предоставим…» – и будут тянуть бесконечно.
Путятин еще вчера собрал у себя всех офицеров и приказал назначить на утро строевые занятия.
– Учить людей приемам штыкового боя, стрельбе, маршировке строем, пользуясь тем, что мы на берегу. Не давать людям скучать и падать духом, воодушевить их, поддерживать в них сознание нашей силы, боевого духа и показывать японцам, что мы ежеминутно готовы к отпору и что победа над нами им даром не достанется. Верить им, господа, в нашем положении мы можем лишь условно, сохраняя наше умение сражаться и готовность пожертвовать собой, но не позволять оскорблять наше достоинство!
– Дайте мне ваш чертеж, – обратился адмирал к Елкину.
– Я спас вчера листы александрийской бумаги и могу перечертить его, – ответил поручик.
– Мне кажется, если «Диана» пойдет ко дну, у нас нет иного выхода, как самим строить судно, чтобы подать известие о нашей судьбе на родину, – сказал Путятин. – Мала шхуна, но все бы пригодилась.
Елкин подпрыгнул и снял с балки из-под крыши книгу. Это номер журнала «Морской сборник» в переплете. Елкин открыл его. На отдельном листе чертеж мореходной шхуны «Опыт» со всеми деталями. В суете, спасая имущество, Елкин не позабыл про карты и книги. Журнал вымок, и вчера весь вечер Елкин листал его у огня, стараясь высушить. А штурманские карты, документы, деньги были отправлены в казенном железном ящике одновременно с отцом Василием Моховым, со святыми дарами, с тяжелораненым Соболевым, который мучился после операции, когда ему отрезали ногу.
Лесовский кричал на крыльце на боцмана:
– Загадили все! У них земли мало, и загадить ее нетрудно! Они землю берегут! Сейчас же поставить людей копать ямы, обнести их плетнем и ветвями, положить на каждую по доске. Договаривайтесь с японцами, – сказал капитан барону Шиллингу, – чтобы отвели участок для отхожих мест… Черт знает что! К нашему лагерю подхода нет! – Капитан выругался и прошел в дверь.
– Вот и хорошо, что врагу подхода нет… Видишь, какое заграждение! – сказал в усы денщик Кузьма, обращаясь к товарищам.
Два японца принесли маленькую чистую железную бочку и поставили перед домом офицеров.
– Какая хорошая чистая посуда. Пожалуй, в ней можно сварить суп, – рассматривая посуду, говорил собравшимся офицерским денщикам кок.
По дороге шла группа японцев. У каждого за поясом по две сабли.
– Дайкан Эгава явился! – доложил вахтенный офицер, входя в дом.
Путятин, Лесовский, Шиллинг и Пещуров поднялись.
– Японское правительство берет на себя все заботы по устройству и снабжению русских на время пребывания в Японии, – говорил Эгава Тародзаэмон, сидя в доме, отведенном для адмирала.
Адмирал сказал, что чуть свет был с офицерами на берегу. Баркас ходит на леере. Волнение стихло. Фрегат стоит, как и вчера. Все грузы, поднятые на палубу, видны. Они в целости и сохранности.
– Мы бы хотели просить вас помочь нам отбуксировать фрегат в бухту Хэда, – сказал Евфимий Васильевич.
– Да, это вполне возможно. Я сейчас разошлю гонцов с тем, чтобы из всех рыбацких деревень сегодня же были присланы лодки с людьми. Завтра утром мы можем начать буксировку фрегата в гавань Хэда.
Взошло солнце над горами. В утреннем воздухе послышались крики офицеров. Матросы с ружьями взводами строились на лугу, в сосняке и на широкой отмели. Казалось, всюду их отряды и русских войск стало гораздо больше.
– Бегом арш! – слышалась команда на улице.
Мимо дома, где шли переговоры, хлынула черная рота матросов, вооруженных ружьями. По команде рота рассыпалась в цепь, и по команде же на бегу весь ряд залег.
– Встать! – скомандовал старший офицер Мусин-Пушкин. – В ряды стройсь! Смир-но!
Назначенные на разгрузку проходили группами к берегу. Они должны идти на японских лодках и шлюпках на «Диану».
Старик японец раскачивал веревкой полуразрушенный землетрясением дом. Потом потянул его за торчавшую доску с такой силой, что весь дом дрогнул. Хозяин вырвал доску из столба пыли, бросил на землю, и дом упал.
– Что ты делаешь? – спросил его Сизов.
Японец махнул рукой с таким видом, что теперь жалеть нечего. Сизов уже знал, что вся эта деревня в три дома. В одном уцелевшем доме, побогаче, жили офицеры. В другом, который японцы на глазах всех так отделали и обклеили, что он из развалины превратился в новенький, как игрушечная беседка, поселился Евфимий Васильевич. Хозяева этих домов сложили себе будки на огородах. Третий дом бедный хозяин-старик сейчас свалил. Рядом стоит шалаш. Живет в нем вся семья. Там японка Фуми.
