— Сними трубку, — приказала ей Лена.
Поскольку был уже почти полдень, старая дама взяла с фарфорового блюдца и положила в рот зеленую пилюлю.
— Вам звонит синьор Кортезини из Милана, — сказала сиделка, протягивая ей трубку и стакан воды.
— Я думаю о вас со вчерашнего вечера. — Лена решила обойтись без лишних предисловий.
— Должен вам признаться, синьора Рангони, я тоже о вас думаю уже много часов. Хотел позвонить раньше, но боялся вас потревожить, — начал Кортезини.
— Должна ли я понимать, что мой сын уже передал вам приглашение посетить меня в Котиньоле?
— Вовсе нет. Я сам собирался к вам приехать.
— Только не думайте, что я собираюсь распродавать свои драгоценности, — предупредила она.
— Разумеется, нет. Могу я заехать после обеда?
— Мой сын Джованни привезет вас сюда. До скорого свидания, — попрощалась Лена с ювелиром.
Она принялась считать часы, отделявшие ее от встречи со старым другом. Лекарство помогало ей нейтрализовать приступы дрожи, особенно мучительной в минуты сильного волнения.
Бедный Джованни, думала Лена, такой нерешительный и робкий, вынужден давать показания миланским судьям. Вместе с тем ее сын был горд, как и все Рангони, и Лена не сомневалась, что он сумеет выйти из сложившегося положения с высоко поднятой головой. Уж если Джованни оказался способен дать пощечину министру, он заставит самых оголтелых клеветников считаться с собой.
Что же касается ее чудесной дамасской розы, она надеялась, что Кортезини поможет ей вернуть заветный талисман.
Когда Лена вновь получит свою розу, она упомянет в завещании, чтобы после кончины ее похоронили с этой брошью на маленьком кладбище в Котиньоле, а не в семейной гробнице, находившейся в Луго. Ей хотелось, чтобы ее прах смешался с родной землей и чтобы на ее могиле вырос куст белых роз.
ЖИЛИ-БЫЛИ…
Глава 1
Кузнец в Котиньоле был человеком грубоватым, но добрым. В последнее время работы у него поубавилось, она уже не приносила прежних доходов. Поэтому он решил увеличить свои скудные заработки, занимаясь дополнительно торговлей солью и табаком. Раз в месяц он отправлялся из Котиньолы в Равенну за необходимым товаром. В повозке находилось место и для приходского священника дона Паландраны, наносившего ежемесячный визит епископу.
Однажды июньским утром к ним присоединилась и Лена. Это была ее первая поездка в город, и девушка сильно волновалась: ведь ей предстояло приобрести первую в своей жизни пару очков. Нелегко было убедить Пьетро Бальдини в необходимости этой покупки, казавшейся ему совершенно бесполезной, но Лена предъявила отцу ультиматум, и ему пришлось уступить.
— Или вы купите мне очки, или я больше никогда в жизни не буду работать, — заявила она, воинственно скрестив руки на груди.
Он отвесил ей оплеуху, но патентованное средство на этот раз не помогло.
— Можете избить меня до крови. На этот раз Я не уступлю, — сказала Лена.
Уступить пришлось самому Пьетро. И вот теперь, с утра пораньше, она устроилась в повозке рядом со старым священником, взявшим на себя миссию опекать в путешествии юную девицу.
От Котиньолы до Равенны было тридцать километров пути по пыльным проселочным дорогам, вьющимся среди залитых солнцем полей. Когда они добрались до города, солнце стояло уже высоко в небе.
Лена увидала телеги, экипажи, автомобили и множество людей, куда-то спешащих кто на велосипедах, кто на своих двоих, словно сам черт за ними гнался. В порту стояли на якоре громадные корабли, суденышки поменьше беспрестанно сновали между ними. И наконец она увидела море. Оно было огромным и загадочным, совсем не таким, каким рисовалось ей в воображении.
Повозка остановилась у резиденции епископа. Священник и Лена слезли на землю, а кузнец отправился по своим делам, пообещав вернуться за ними часа через два.
— Кто бы мог подумать, что город такой! — воскликнула Лена, изумленно оглядываясь по сторонам.
— Что значит «такой»? — спросил дон Паландрана.
— Такой чудной, — ответила она, поразмыслив и не найдя лучшего определения.
Аптечная лавка, торгующая оптикой, как оказалось, размещалась под портиками как раз напротив здания курии. Дону Паландране пришлось взять Лену под руку, чтобы заставить войти: ее охватил приступ неудержимого страха. От волнения девушка лишилась дара речи.
— Посмотрите, что можно сделать для этой девчушки, у нее слабое зрение, — попросил священник. — И не заламывайте цену, потому что она крестьянка, и у ее родных лишних денег нет, — добавил он грозно, словно намекая на кары небесные, если хозяин лавки посмеет злоупотребить тощим кошельком Лены.
— Сделаю все, что в моих силах, чтобы подобрать ей хорошие линзы, и не заставлю ее переплачивать, — пообещал хозяин.
— А ты смотри — отсюда ни ногой, пока я не вернусь, — строго-настрого приказал дон Паландрана сгоравшей от смущения Лене.
Ей вдруг пришло в голову, что, возможно, стоило бы оставить эту затею. А что, если ее отец был прав? Может быть, очки ей не так уж и нужны? Она панически огляделась в поисках пути к отступлению.
Но хозяин лавки, которого ремесло научило многому, понял, что творится на душе у бедной девушки, и не позволил ей сбежать. Мягко взяв Лену под локоть, он усадил ее на скамью и водрузил ей на нос пару очков в тяжелой оправе со съемными стеклами.
— Вы умеете читать? — спросил он.
— Немножко, — робко ответила Лена.
— Тогда читайте буквы на таблице, она прямо перед вами, — предложил аптекарь, тыча указкой в верхний ряд печатных знаков.
— Я ничего не вижу. Только какие-то пятна, — призналась Лена.
Он принялся рыться в ящике, набитом линзами, выбрал пару и заменил ими те, что были в оправе, тяжело давившей на нос Лене. Повторив эту операцию несколько раз, он так подобрал стеклянные кружочки, что Лена наконец смогла различить четко и ясно все буквы на таблице, от больших до самых маленьких.
— Ну а как эти?
— Это просто чудо! — восторженно отозвалась девушка. — Теперь я увижу, как прекрасны розы.
— Вы взглянули на мир новыми глазами. Разве не так? — Аптекарь сиял от удовольствия.
— Это просто чудо, — повторила она.
— Ну, тогда давайте выберем оправу? — предложил владелец лавки.
Лена не поняла, что он имеет в виду.
— Делайте как знаете, — сказала она. — Я на все согласна.
— Выберем оправу посветлее, — решил он, внимательно глядя на нее. — С золотистым отливом, под цвет вашей кожи. Вам будет к лицу, вот увидите, — и он снял у нее с носа тяжелую металлическую конструкцию, с которой Лене теперь было жалко расставаться.
