— Вы до сих пор так и не получили обещанных фондов, — констатировал министр. — Мне это известно. Но вы же знаете, у бюрократии свои сроки.
— Ну, раз так, тогда пусть ваши бюрократы поторопятся и сделают для меня то, что нужно. Американцы нам помогают, и очень активно, они поставляют товары в кредит на льготных условиях. Но в конце концов платить все-таки придется, если мы хотим, чтобы на столе у наших граждан по-прежнему был хлеб.
— Вы рассуждаете как коммерсант, я же с вами говорю как политик. Видите ли, доктор Рангони… — Министр попытался утихомирить пыл Спартака.
— Извините, что перебиваю вас, но раз уж я пришел просить вашего содействия, необходимо уточнить некоторые понятия. Здесь люди заняты всем, чем угодно, за исключением одного: никто не хочет облегчить задачу тем, кто работает на увеличение благосостояния. Вы назвали меня коммерсантом. Я предпочитаю называть себя торговцем. Я торговец, господин министр, я купец. В настоящее время я — единственный итальянец, имеющий льготные договоры с американцами. Я единственный, кто может накормить эту страну. И вы в самом деле полагаете, что бюрократические темпы могут меня удовлетворить?
Вопрос Спартака на несколько секунд повис в торжественной атмосфере великолепного министерского кабинета. Затем министр снял трубку и набрал одному ему известный номер.
— Не следует ли нам ускорить выделение средств, обещанных Рангони? Когда? Нет, немедленно. Доктор Рангони не покинет моего кабинета, пока не будет уверен в переводе денег, — проговорил он в трубку не терпящим возражений тоном.
Спартак с торжествующим видом повернулся к Аугусто Торелли и подмигнул ему. Впрочем, тот давно уже перестал удивляться умению своего начальника убеждать кого угодно в чем угодно. Так случилось и с самим Аугусто, когда Спартак фактически заставил его жениться. К тому времени, как они покинули министерство, дело, тянувшееся несколько месяцев, было решено.
В тот самый момент, когда Аугусто Торелли сел на поезд, отправлявшийся в Равенну, Спартак Рангони вошел в номер «Гранд-отеля» и позвонил Лене.
— Я не вернусь домой сегодня вечером. Увидимся завтра. Очень скучаю по тебе и детям, — сказал он.
Потом вызвал такси и отправился к «Булгари». Там Спартак купил браслет для жены и отделанный золотом дамский несессер для Элейн. Он всегда старался достойным образом отблагодарить женщин за доставленное ему минутное развлечение.
И ему стало очень досадно, когда прекрасная англичанка отказалась принять его подарок.
— Или в тебе есть нечто особенное, или ты хочешь чего-то большего, — заметил Спартак, когда она собралась уходить.
— Вот это тебе и предстоит выяснить, — ответила Элейн, коснувшись губами его шеи в прощальном поцелуе.
— Видишь ли, у меня нет времени на подобные выяснения, — признался Спартак.
— Для меня у тебя найдется время, — с улыбкой пообещала англичанка. — Тебе ведь еще не раз придется возвращаться в Рим, а по вечерам деловому человеку в командировке бывает очень грустно и одиноко, если у него нет подружки вроде меня.
На следующий день, собирая вещи мужа в стирку, Лена обнаружила на воротничке рубашки след помады цвета «цикламен».
Глава 7
— Финни! Финни! — В голосе Лены, звавшей служанку, послышались истерические ноты.
Верная Финни, ставшая частью их семьи, находилась в подвале, превращенном в прачечную. Услышав зов, она бегом поднялась на второй этаж, в спальню.
— Я здесь, синьора! — воскликнула она, на ходу вытирая руки фартуком.
Лена стояла посреди комнаты с рубашкой Спартака в руках.
— Взгляни, — сказала она, протягивая Финни рубашку и выворачивая наружу воротничок.
Финни посмотрела на воротничок, а потом подняла взгляд на хозяйку.
— Ну, что ты видишь? — грозно спросила Лена.
Финни втянула голову в плечи.
— Вижу, что это грязная рубашка, — ответила она уклончиво.
— Ты из себя дурочку-то не строй! Или я окончательно ослепла и пора мне менять очки, или это след губной помады. Одно из двух. Что же именно, Финни? — в неистовой ярости настаивала Лена.
В полуоткрытой двери показалась хитренькая мордочка Миранды.
— Это помада, синьора, — ответила служанка, наконец сдавшись.
— Какой вульгарный цвет, — прошипела Лена. — Сколько раз ты находила помаду на воротничках доктора?
— Это в первый раз, — поклялась Финни.
— Он же и последний, — зловеще предрекла Лена, передавая ей роковую улику вместе с другой одеждой, предназначенной в стирку.
Спускаясь по ступенькам, Финни встретилась глазами с любопытным взглядом Миранды.
Спартак вернулся из Равенны к ужину. Его жена показалась ему в этот вечер какой-то особенно нарядной и веселой.
За столом завязался оживленный разговор. Порой в него вмешивались Джованни и Миранда. Маргерита, которой только что исполнилось пять, вносила свою лепту в застольную беседу, барабаня ложкой по тарелке.
— Дети хорошо себя вели? — спросил Спартак.
— Как ангелы, — ответила Лена.
— Просто не верится!
— В тихом омуте черти водятся, ты же знаешь, — намекнула она с многозначительной улыбкой.
Миранда, с интересом переводившая взгляд с матери на отца, прыснула, зажав рот рукой.
— Тут и в самом деле завелись черти? — Спартаку казалось, что Лена шутит.
— Вот он я! Я черт! Прямо тут с вами за столом! — Джованни решил, что это какая-то новая игра.
— Да-да-да, черт, черт, черт! — вступила в разговор маленькая Маргерита.
Она не понимала, что происходит, но в воздухе явно чувствовалось напряжение.
Спартак с недоумением поглядел на жену. Он тоже ощущал в атмосфере нечто странное, но никак не мог понять, в чем дело.
— Ладно, ребятки, по-моему, пора кончать с этими шутками, — вмешалась Лена. — А ну-ка марш в постель, и побыстрее!
Обычно, когда Лена отсылала детей спать, начинались капризы и пререкания, но в этот вечер все трое без единого звука выстроились, словно вымуштрованные на плацу солдатики, и отправились в свои спальни.
— Что ты сотворила с детьми? — удивился Спартак, когда они остались одни. — В первый раз вижу их такими послушными.
— В жизни непременно настает момент, когда дети взрослеют и перестают вести себя как дикари, — заметила Лена, поднимаясь из-за стола.
Она направилась к входным дверям, Спартак, не понимая, что происходит, последовал за ней. Лена сняла с вешалки легкий шелковый плащ и накинула его на плечи.
— Мы куда-то идем? — спросил он.
— Я куда-то иду. Одна. А ты останешься дома и будешь образцовым отцом семейства, — с леденящим душу спокойствием проговорила Лена.
