4. Существует необходимость использовать в качестве дополнения родительской заботы о детях энергию юношества и пожилых людей.
Это очень важно. Именно это я называю побочным влиянием. Все та же проблема взаимных влияний: нельзя юношество изолировать от стариков – у стариков более живой ум и меньше эротизма в отношениях с людьми своего возраста, а следовательно – они уже в меньшей степени являются сексуальными соперниками, чем взрослые. Тот факт, что стариков от детей отделяет два поколения, уменьшает давление власти и увеличивает желание общения. Нынче дети общаются в основном со своими бабушками и дедушками, а желательно, чтобы общение со стариками выходило за семейные рамки, тем более сейчас, когда семьи живут на расстоянии друг от друга.
Необходимо реабилитировать энергию стариков и детей. Дети могли бы заниматься с малышами, особенно – с чужими. У некоторых детей просто организаторский талант. Они не имеют над чужими детьми никакой власти, но могут аккумулировать энергию, предоставляют агрессивным – и даже опасным для меньших – детям возможность высвободить свою энергию и направить ее в ином направлении. Но под предлогом запрещения работы у социальной группы исчезает возможность развивать межпоколенные коммуникации с их богатейшим воспитательным потенциалом.
5. Феминистки утверждают: «Ребенок не имеет права что бы то ни было изменять в жизни женщины». Не возникает ли опасность, что права ребенка будут подрываться феминизмом?
Оказывается, что женщину, выносившую в течение девяти месяцев ребенка (желанного – иначе она могла сделать аборт), в очень значительной степени изменяют физические и эмоциональные процессы, происходившие в ней, особенно роды. Те слова, которые говорят феминистки, произносятся ими или до того, как они стали матерями, или значительно позднее, когда их изнурило мазохистское материнство. Если ребенок зачат, они его оставляют. И никто их не заставляет. Родившая в наши дни женщина прекрасно может сказать: «Я не могу воспитать ребенка» – и доверить его D.A.S.S.
Некоторые молодые женщины, у которых есть дети (впрочем, тревожны они и без того), быстро от них устают и склонны переложить заботу о детях на кого угодно – родителей, мужа, соседку. Они и думать не хотят о яслях или няне, но вместе с тем, желая оставить ребенка дома, не выносят его еще больше. И говорят они так: «Да он вздохнуть-то мне не дает…» Они не в силах оставаться женщинами, став матерями. Это плохо и для ребенка. В этом случае лучше от ребенка освободиться, не виня себя в этом – наоборот. Я думаю, что не всем женщинам полезно самим воспитывать своих детей. А когда это плохо для женщины, то для ребенка и для того, с кем эти женщины связаны, это вредно. Так что если рядом с ней есть кто-то, кому приятно заниматься с ее ребенком, то почему бы и нет? Но говорить о своих связанных с материнством проблемах лучше, когда станешь матерью, тогда же – отыскивать способы избавления от своих опасений и тревог.
Я думаю, что не всем женщинам полезно самим воспитывать своих детей.
6. Практический вопрос: нужно ли оказывать социальную поддержку тем, кто все свое время всецело отдает ребенку в первые годы его жизни?
Мне непонятно, почему юридические лица, такие, как страховые общества или банки, ссужающие деньги для покупки квартиры, например, отказывают в помощи матерям, которые хотят растить своих детей. Эта сумма минимальна по сравнению с квартирным взносом и вполне могла бы поступать обратно в банк по достижении ребенком 18 месяцев, и полученная ссуда могла бы быть погашена в 10, 20 или 30 лет. Таким образом, женщины, которые этого хотят, могли бы заниматься воспитанием своих детей до достижения ими полутора-двух лет – до такого возраста, когда ребенок начнет ходить и обретет определенные навыки. Несправедливо, что матери не получают дотаций на воспитание детей, – ведь платят же посторонней женщине за уход за ребенком, если мать отказывается его воспитывать. Если мать доверяет своего ребенка D.A.S.S., ребенок берется на попечение, а женщина, которая берет его на воспитание, получает 2500 франков (в месяц за одного ребенка).
Могу привести пример: одна кормилица живет с шестью умственно отсталыми детьми – расстройство двигательных функций; воспитывать она их не умеет, только кормит и содержит в чистоте, но живет за счет тех денег, что ей выплачивает на детей D.A.S.S.
Совершенно очевидно, что женщина, если это соответствует ее желанию, должна получать социальную помощь до достижения ее ребенком 18 месяцев – для его воспитания. И она должна иметь право передать ребенка няне, если хочет затем идти работать. Или не няне, а кому-то из родных. Но административные препоны всюду. Даже бабушка не может официально постоянно следить за своими внучатами, если D.A.S.S. не определила ей статус няни. А определит – тогда она обязана соглашаться на большее: на присмотр за другими детьми. Такое требование было выдвинуто профсоюзом нянь, чтобы поднять уровень уважения к их работе. В настоящее время нельзя пригласить к себе для присмотра за ребенком ни просто девушку, ни подругу, ни родственницу: попадешь в нарушители закона. Когда г-жа Симон Вейль была министром здравоохранения, она заявила: «Мне бы хотелось, чтобы каждая женщина во Франции нарушила закон в этом пункте»; то есть – пусть матери оставляют детей дома, пусть им помогают бабушки, друзья или же пусть сами женщины платят тем, кому они доверяют своих детей, раз пошли работать.
Все эти правила, посягающие на свободу человека, исходят из благих намерений. Какому тестированию надо подвергнуть людей, чтобы выяснить, способны ли они воспитывать детей и скольких им можно доверить? Кормилица, которая может взять к себе двоих детей, в какой бы квартире она ни жила, возможно, не способна вырастить троих или четверых, не навредив при этом собственному здоровью. И потом, какие это дети? Каждый ребенок ведет себя по-своему, утомляя в разной степени. А всякой ли няне под силу выносить неизбежную ревность матери или зависимость по отношению к той, которая отдает ей своего ребенка будто в залог?
Ответственность кормилицы велика, потому что настоящая ее работа состоит в том, чтобы посредством слова предоставить ребенку возможность получить чувственный опыт и начатки самостоятельности при обеспечении его максимальной безопасности. Судя по всему, законодатели правы, требуя от кормилиц определенных знаний. Но каким образом их контролировать? Да и по мере того, как число кормилиц увеличивается, появляется чувство корпоративности – существует профсоюз кормилиц, но пока что их интересует только защита профессиональных интересов. А это далеко не то, что настоящая взаимопомощь. Мне кажется, просто исчезло понятие – честь профессии. Взаимопомощь, если она бесплатная, влечет за собой эксплуатацию, служба – рабство. А мы живем в таком обществе, где друг другу служат не люди, а их знания. Достаточно увидеть, как относятся к поступающим больным в больницах, а ведь и врачам, и сестрам там платят за то, что они этого больного обслуживают! Не тут-то было: больные становятся объектом своеволия сестер и медицинской власти врачей. С детьми – то же самое – под тем предлогом, что за ребенком надо ухаживать, его просто-напросто делают объектом своеволия взрослых. Конечно, можно создать благоприятные условия для изменения такого положения, инициируя детей к социальным объединениям; есть и те, у кого призвание заниматься детьми, и им нужно говорить: «Ты находишься на службе у других, тебе, как ты утверждаешь, интересны дети, но в то же время ты не занимаешься своими уважаемыми подопечными, не уделяешь им должного внимания – властвуешь над ними, как будто это только ваше с ними личное дело». Взрослым воспитателям такое надо повторять сотни раз: «Вы находитесь на службе у каждого из этих детей и их родителей, они платят вам за это, даже если деньги эти идут не из их собственного кармана».
