Учителя в подготовительных группах стали более загружены. Они теперь нервные, усталые. И в начальной школе, и в подготовительных группах завелась хроническая болезнь – некое соперничество между родителями и учителями; учителя жалуются, что родители ничего не делают для обучения своих детей, родители же все больше и больше забот хотят переложить на учителей для того, чтобы те и воспитывали детей, и учили их, в то время как эти учителя получили лишь преподавательскую подготовку.
Мезон Верт
Мезон Верт (Зеленый Дом) в XV округе Парижа на площади Сен-Шарль был открыт 6 января 1979 года. Это не детский сад, не диагностический центр, это – первый камень в создании того «Дома детства», который, по мнению Франсуазы Дольто, должен был бы стать местом, куда дети ходят до ясель и детского сада. В этом месте отдыха и встреч, где к детям относятся как к личностям, все заинтересованы друг в друге, здесь соблюдается анонимность, и единственно, что важно, – это человеческое присутствие – мать или отец никогда не оставляют ребенка одного в Мезон Верт, родители здесь тоже отдыхают или находят себе какое-то занятие. Они встречаются здесь с другими родителями. Принимает их бригада из трех человек, среди которых по крайней мере один мужчина; не назначается никакого лечения, не проводится никаких обследований, ни единого специального исследования. Эти люди просто здесь, с ними рядом, они слушают и разговаривают с детьми в присутствии их родителей.
В Мезон Верт – а он единственный в мире
[203] – практикуется изо дня в день без какой-либо отсылки к медицинским или патронажным властям, без каких-либо назиданий и без апробации образовательных методик – честная беседа с любым ребенком о том, что того касается: будет ли это волнующий родителей ребенка вопрос, или – разговор о том, что он делает сам и из-за чего ему не удается наладить отношения со сверстниками или сам он не получает искомого результата. Это – вхождение в сосуществование, вместо возможного попадания в зависимость от какой-либо группы.
Об открытии уведомляли вывески. Люди смотрели, как ремонтируется и благоустраивается этот магазинчик на очень оживленной площади между красильней – бывшей автоматической прачечной, и кафе со стоящими на улице столиками. О Мезон Верт заговорили в округе. Площадь Сен-Шарль – в таком городе, как Париж, – довольно провинциальна, на фоне квартала высотной застройки вдоль берега Сены, что застит полнеба, она – то место, где дети наслаждаются катанием на роликовых коньках, а велосипедисты, отдыхая от пробега, привязывают к деревьям свои велосипеды. Достаточно оживленное место. Открывались мы в День Богоявления. Прицепили к витрине шарики и венки и написали: «Приходите праздновать Богоявление к нам, в Мезон Верт, вместе со своими малышами от 0 до 3 лет». И люди пришли – просто так, из любопытства. Кто-то даже принес пироги. Мы сами приготовили огромный пирог. Мамы уселись в кресла, а дети разбросали по полу игрушки. Мы сразу же сообщили присутствующим женщинам: «Ну вот, мы начинаем тут кое-что новенькое, что вы об этом думаете? Мы хотим подготовить ваших детей к яслям, к детскому саду». В тот первый день детей младше двух месяцев не было, и была, мне кажется, только одна беременная женщина, которая, совершая по совету своего акушера предписанную прогулку, зашла к нам случайно.
Вот так это и начиналось. И пошло, и пошло.
Сначала отцы появлялись только по вечерам, после окончания работы, между шестью и семью, они приходили за своими женами. Наверняка, чтобы поднять домой коляску.
Бывали и недоразумения… Некоторые работающие женщины решили было, что Мезон Верт – ясли. В один из первых дней какая-то мама спросила: «Я могу оставить у вас своего ребенка?» Услышав отрицательный ответ, она устроила нам небольшую сцену. «Тогда зачем вы существуете, если вы – не ясли?» – «Мы и работаем для того, чтобы вы, приходя сюда вместе со своим ребенком, потом могли спокойно с ним расставаться». – «Видно будет!» – «Если вы ищете ясли, мы можем дать вам адрес». И мы давали адреса ясель, настаивая на том, что Мезон Верт – это промежуточный пункт между домашним очагом и детским учреждением: между домом и яслями, например; между домом и детским садом. Люди это очень быстро поняли. Правда, для некоторых родителей, особенно для матерей, которые раз или два оставляли ребенка в яслях (что сильно травмировало детей), было довольно трудным усвоить, что в Мезон Верт детей не оставляют даже на несколько минут. Одной маме, которая хотела оставить у нас своего четырех-пятимесячного ребенка на некоторое время и пойти кое-что купить, я сказала: «Нет, ребенка вы берете с собой и потом возвращаетесь вместе с ним». – «Что ж тогда это у вас тут за работа!» – «Это та работа, которую мы выполняем, и наступит такой день, когда вы, вы, которая прошли здесь, у нас, курс обучения, захотев оставить ребенка, заняться какими-то своими делами – сумеете сделать это без малейших хлопот для себя и совершенно безболезненно для своего ребенка, которого без каких бы то ни было для него последствий одного оставите в яслях. Он будет прекрасно себя чувствовать в ваше отсутствие с другими – и со взрослыми, и с детьми». Излив на нас до конца весь свой яд, взбешенная, она все-таки осталась, а другая мама, вторя моему совету, продолжает ее убеждать: «Вы же прекрасно можете взять ребенка с собой и прийти обратно». – «Нет! Одеваться-переодеваться!» – Ей надо было в магазин за чем-то съестным. «Послушайте, – робко предложила какая-то мама, – у меня тут имеется…» – мои единомышленницы, совершенно обескураженные яростью этой женщины (и в особенности тем, в какое отчаяние впал ее ребенок, стоило ему только услышать «Я оставлю его вам… и сбегаю…»), стали предлагать ей что-то взамен.
Ребенка успокоила я. «Видишь ли, – сказала я, – это очень хорошо, что твоя мама так кричит, – это идет ей на пользу». Ребенок тут же успокоился, а мама его – нет. Я была довольна, что она кричит: нужно было, чтобы она поняла. Вместо того чтобы уйти, она провела у нас два часа, хотя начала с того, что и приходить не стоило. А вечером она сказала одной из нас: «Я поняла… Это потрясающе… Я благодарна вам, что вы меня задержали, когда я подняла крик, и не дали тут же уйти». В действительности же ее никто не задерживал. «Вы совершенно правы, – говорила она. – Я вам не сказала, но я уже пробовала оставлять ребенка, и это было ужасно: он тут же заорал, но так как тут все было хорошо, я подумала, что могу его вам оставить». – «Нет, вы сможете его оставить в яслях, когда его здесь к этому подготовят». И кстати, когда наступает время и ребенку, который еще не говорит, скажут в Мезон Верт о яслях, он кивает, а не начинает волноваться. Ему говорят об этом в Мезон Верт: «Твоя мама отнесет тебя в ясли, то есть ты там будешь один, но там дети – как здесь, и тети такие же, как здесь, а если тебе там станет немного тоскливо, ты вспомнишь о Мезон Верт, и твоя мама тебя приведет к нам на следующий же день, но сегодня ей надо сходить за покупками». И дети это очень хорошо понимают.
Эта мама говорила: «Я его оставляю». В присутствии ребенка она говорила о нем в третьем лице, как о своей собственности. Она не сказала: «Я тебя оставляю». Мы исправляем такую манеру разговора, когда ребенок в нем как бы и не присутствует. Когда к нам приходит мама, мы разговариваем с ребенком, знакомим его с нашими помещениями: «Вот туалет… один и для взрослых и для маленьких…» Если это совсем малыш – говорим: «Вот стол для пеленания, здесь мама может тебя перепеленать». И теперь уже мать становится третьим лицом. «Вот то, что можно катать, вот таз с водой, лестница, игрушки, рисовальная доска. Можно играть во что хочешь. Правило – единственное: с водой можно играть только в резиновом фартуке. А если катаешься на доске, то вот за эту линию заезжать нельзя…»
