На самом деле адаптация к этой другой жизни происходит не сама собой и может продолжаться всю жизнь человека. Наше «историческое расследование» свидетельствует: внимание исследователей чаще всего привлекает незрелость человека, связь его интеллектуального развития с периодом образования центральной нервной системы, и гораздо реже – истинное овладение возможностью общения, хотя, возможно, что именно общение является условием развития личности. Никогда еще все исследования, все усилия ученых не концентрировались по-настоящему на этом условии существования человека, который постоянно, с самого рождения и, так сказать, на протяжении всей жизни непрерывно утрачивает сам себя.
Пора покончить с тем лепетом, к которому сегодня сводится пренатальная и неонатальная психология, и в какой-то мере очертить всеобщий «Закон» созидания, присущий представителям рода человеческого, которые, благодаря своей памяти о прошлом, обладают воспоминаниями, а благодаря воображению, предвосхищают будущее, опасаются будущего или надеются на него.
Я придаю большую важность присущей психоанализу точке зрения, согласно которой перерезка пуповины есть кастрация, в том смысле, что это – физическое расчленение тела с потерей той части, которая до сих пор была чуть ли не самой главной для жизни индивидуума, и переживается оно как фундаментальная альтернатива: «Выйди из своей оболочки. Выйди! Плацента – или смерть. Если ты останешься с плацентой – ты умрешь. Если ты оставишь плаценту позади – у тебя есть шансы на жизнь, но все равно тебе грозит смерть – это зависит от твоей способности дышать…» Выйти из-под защиты оболочки, неотделимой от материнского организма и неотрывной от плаценты. Покинуть плаценту, покинуть оболочку – то есть расстаться с пассивным насыщением кислородом, с пассивным питанием, и в то же время с полной безопасностью для всего тела – это значит расстаться с жизнью, с единственным известным ее состоянием; это значит умереть. Но в результате этого предельно рискованного эксперимента внезапно, с первым криком расправляются легкие и в тот же миг закрывается сердце: ребенок перестает слышать собственное сердце и слышит что-то вроде биения материнского, которое раньше перекликалось с исчезнувшим быстрым биением сердца зародыша. Ему больше не слышны оба ритма, которые искали друг друга и сочетались друг с другом. Я думаю, что вся эта органическая жизненная сила человека как млекопитающего в архаической языковой форме заключена в тамтамах и звучании ударных инструментов. Африканцы и индейцы часами пляшут под барабанный бой, не испытывая усталости, словно вне времени и пространства, как когда-то in utero, под дробный ритм, поддерживающий в них жизненную силу, перетекающую из этой непрерывности звука. Благодаря искусству ритма они обретают внутриутробную жизненную силу, которая словно поддерживает сама себя, – это не стоит им никакого труда и не приносит усталости. Но они не в одиночестве. В пляске участвует целая группа, и вся эта группа несет каждого плясуна, как мать несет плод в своем лоне.
Может быть, это новая версия утраченного рая? Биологическая?
Говоря о регрессии, имеют в виду историю тела человека и сферу его эмоций. Само же по себе слово «регрессия» подразумевает то, что с точки зрения биологического существования возможно как прогрессировать, так и пребывать в застое: стагнация не исключается. Регрессия означает: возврат к таким средствам выражения, или поддержки, или обмена жизненными силами с внешним миром, которые ныне для нас архаичны: прежде они входили в нашу историю или были желанны в определенную эпоху нашей истории, а теперь бездействуют и не связаны с речью. Вернуться к ним – означает укорениться в силах, чтобы идти дальше.
Опыт времени
Дети раннего возраста не знают ни прошлого, ни будущего. Они живут в вечности. Что вводит их в масштабы человеческого времени?
«Подожди», «Подожди» – вот главное слово, приобщающее малыша к течению времени в тот момент, когда ему дают рожок, побуждая его уловить промежуток между его просьбой и удовлетворением потребности. Во временной масштаб нас вовлекает желание, и наоборот.
Глухие дети не испытали этого первого опыта по ожиданию «ответа» на просьбу. Не получив, в отличие от слышащих детей, слов, выражающих временные отношения, они не уловили смысла времени. В специализированных школах от учеников вообще не требуют пунктуальности. Ее невозможно добиться без соответствующего обучения.
Родильные дома наносят большой ущерб, разлучая новорожденного с матерью. Его первый опыт – это отрезки времени, протекающие между моментами, когда он обретает мать. Без нее он словно в темноте, он тонет в крике других младенцев. Утоляется желание телесного выживания, но не желание сохранить символическую связь с отцом и матерью. Этому препятствуют правила больничного распорядка и даже архитектура роддомов. Иногда новорожденные находятся двумя этажами выше рожениц. Если мать не кормит, она видит ребенка только пять минут в день, во время посещений. Разве этого достаточно, чтобы быть услышанным? Такой дробленый режим вызывает недовольство и молодых медсестер. Но и тем детям, что еще не родились, предстоит унаследовать все ту же регламентацию.
Если мы решимся на профилактические меры, следует учесть три критических момента:
– Разлучение матери с новорожденным в родильном доме.
– Помещение детей в ясли.
– Детский сад с двух лет. В детском саду не считаются ни с ритмом желания, ни с выбором, который делают дети.
Это основное; однако и в этих ситуациях можно считаться с развитием детей
[143], при условии заботливой подготовки их к каждой перемене занятий; главное, необходимо разговаривать с ребенком о причинах, по которым с ним поступают так-то и так-то: возможно, ребенку пребывание в детском саду неприятно и даже вредно, но при современном уровне развития общества это решение неизбежно, поскольку оно необходимо для его родителей. В этом нет ничего хорошего, но, коль скоро это так, почему бы все же не попросить у малышей прощения?
Если время ребенка по желанию его матери начинает структурироваться слишком рано, ребенок не может выразить своей любознательности по отношению к миру – он живет в ритме, навязанном ему взрослым и зачастую противоречащем его собственному. Он или покоряется или выражает отказ от всего сразу. В какое зависимое положение ставят ребенка некоторые опекуны! Мамы и няни сами не осознают, что действуют наперекор естественному ритму, навязывая младенцу стандартный режим дня: пора идти гулять, дышать воздухом. Я спрашиваю их: «А вам самой хочется гулять?» – «Нет, что вы, я иду ради него». – «Ради ваших с ним добрых отношений, ради его счастья? Но зачем портить ребенку настроение, если ему хорошо дома, и ни он, ни вы не хотите идти на прогулку? Если ребенку никуда не хочется, это значит, что он рад остаться дома, что у него есть приятные занятия. Вы отправляетесь с ним в парк и не успеете туда добраться, как уже пора возвращаться домой. Почему бы не остановиться по дороге?» – «Ну он бы торчал у каждой витрины». Ребенок полутора или двух лет не просто выходит подышать воздухом, он интересуется всем, что происходит вокруг. Поговорите с ним обо всем, что его интересует. Это будет настоящая прогулка. Слишком часто люди пребывают в убеждении, что ребенок должен делать куличики из песка. Почему «должен»? Я думаю, что эти люди не умеют по-настоящему установить отношения с детьми. С таким распорядком ребенок не может обрести собственного взгляда на общество; у него даже нет случая узнать его и поговорить о нем с тем человеком, который водит его гулять.
