— Половина… — Он проглотил еду. — Вдохновляет. Половина Пасти Льва против правящего режима, сохраняющего власть уже несколько столетий, держащего в абсолютном повиновении службы правопорядка. Кстати, как там насчет протекторов и «сапог»… армии? Они на чьей стороне?
Равн покачала головой.
— Мы ведем эту войну теми методами, которым обучены: незаметность, интриги, убийства. Кое-кто из «сапог», — допустила она, — может, и знает о том, что гражданская война идет полным ходом. Но в ней нет кровавых баталий, никто не сбрасывает бомбы на планеты. Толпы безмозглых идиотов не сходятся на поле, поливая друг друга огнем изо всех стволов… и никто не промахивается.
— Во всяком случае пока.
Донован бросил платок в фрешер и отнес тарелки к раковине, где сгрузил остатки пищи в рециркулятор. А потом резко повернулся и посмотрел на конфедератку.
— Но почему я? — спросил он. — Какая от меня польза восстанию? Я просто одинокий разбитый старик.
— Не такой уж ты и старый, а осколки часто обладают очень острыми гранями.
«Какой уклончивый ответ», — подумал Донован. Ее люди собираются его как-то использовать, вот только как? Возможно, ему уготована всего лишь роль ножа, которым перебрасываются две стороны.
— Подумай над тем, что я сказала, Донован, — добавила Олафсдоттр, водворяя его обратно в помещение, считавшееся его тюремной камерой. — Сам поймешь, что это правильный поступок, и мы с тобой станем закадычными друзьями.
Последний аргумент заронил зерна подозрительности в сердце Донована-буига. Ему еще не доводилось слышать, чтобы агент Названных когда-либо произносил словосочетание «правильный поступок».
Ценьжем гаафе: первый допрос
Мéарана хлопает ладонью по подлокотнику кресла.
— Я знала! Он все-таки собирался приехать. Хотел повидаться с тобой, мама! Понимаешь, что это значит?
Бан Бриджит дергает головой:
— То, что он мазохист?
Арфистка корчит недовольную гримасу.
— Он хотел получить второй шанс.
— Он его уже получал.
— Ну, пусть третий. Разве число что-то меняет?
Бан Бриджит с каменным выражением лица поворачивается к дочери.
— Это мы обсудим как-нибудь в другой раз, — произносит она, быстро показывая глазами на Олафсдоттр и Изящную Бинтсейф.
— Как пожелаешь, — пожимает плечами арфистка. — Но, думаю, наша прядильщица повествования не узнала бы из этого разговора ничего нового.
Гончая вновь переключает внимание на… кого? Пленницу? Гостью? Посетительницу?
— Скажи мне, — произносит бан Бриджит, — с чего ты взяла, будто тебе известны мысли Донована-буига, когда он сам, как я подозреваю, не очень-то хорошо их знает?
— Вам нужно принять во внимание два обстоятельства, — улыбается конфедератка. — Во-первых, мы общались наедине на протяжении многих недель, и за это время он вполне мог раскрыть мне тайны своего сознания.
— О, это должно было стать подлинным откровением, если я правильно все понимаю. А во-вторых?
— Во-вторых, простите мне некоторую поэтическую вольность. — Олафсдоттр ведет взглядом по стоящим перед каждой женщиной бокалам с нектаром. — Вы так и не притронулись к напиткам. Следует ли мне воспринимать это как доказательство того, что в бокал, который вы изначально поставили передо мной, был подмешан сок правды? Ого! Кстати, я не слышала, чтобы пила и сидящая за мной Изящная Бинтсейф.
— Во имя всего святого! — вскидывается арфистка. — Вот!
Она отхлебывает из своего бокала, после чего подается вперед и протягивает его конфедератке. Бан Бриджит шипит, но агент не пытается схватить ее дочь. Дело еще может дойти до драки — в определенный момент им всем предстоит решить, каким именно образом Олафсдоттр покинет Зал и покинет ли вообще, — но сейчас Тень интересует исключительно мирная беседа.
Олафсдоттр залпом допивает остатки нектара.
— О-о! Весьма вкусно-о. Ко-охда рассказываешь исто-ории, в го-орле быстро-о пересыхает.
— Вопрос в том, много ли правды в твоем рассказе? — интересуется Изящная Бинтсейф.
Олафсдоттр оборачивается, чтобы посмотреть на нее.
— Кахая ты недо-оверчивая. В нем то-ольхо-о правда. Разве что-о местами не со-овсем о-основано-о на фахтах.
— Противоречишь сама себе, — фыркает младшая Гончая.
— Наоборот! Факты — это нечто свершившееся, завершенное. Вердикт. Правда же замешана на преданности и вере. Пусть всякий факт и правдив, но не каждая правда является фактом. — Тень вновь поворачивается к бан Бриджит и арфистке. — Важно, чтобы повествование отражало правду жизни.
— Вердикт, — замечает Мéарана, — на одном из древних языков означает «говорить правду».
— Неужели? — слегка склоняет голову набок конфедератка. — Что же, существуют языки более древние, нежели самые древние из языков! Почему бы тебе не расчехлить свою арфу? О-он рассхазывал мне, что-о ты о-очень хо-оро-ошо-о ихраешь и знатно-о умеешь импро-овизиро-овать.
Арфистка смотрит на мать.
— Полагаю, она говорит правду. Донован, каким она его описывает, именно такой, каким я его знала. Если Олафсдоттр и приукрасила его мысли, то лично я фальши не заметила.
Бан Бриджит раздумывает над этими словами. Она сцепляет пальцы, опирается на них подбородком, и взгляд ее становится холодным и отстраненным. Губы едва заметно шевелятся. Но наконец она делает какой-то знак правой рукой и спокойно опускает ладони на подлокотники кресла.
— Я все-таки не варвар. Ты пришла к нам не таясь. Да будет так. Мистер Владислав, пожалуйста, принесите арфу мисс Люсии из гостиной. И… — она кивает Олафсдоттр, — могу я предложить кофе?
Глаза конфедератки изумленно распахиваются, она заходится в смехе.
— Разумеется. Придя сюда, я ожидала, что выпью чего-то большего.
— И заодно захватите кофе, — произносит хозяйка Зала в Ухо, позволяющее дворецкому слышать ее приказы.
— Не понимаю, — говорит Мéарана, видя, что все улыбаются. — Что такого смешного в кофе?
— Леди арфистка, — отвечает Олафсдоттр, — так мы говорим в Конфедерации, когда вызываем кого-то на допрос. Ценьжем гаафе. «Приглашение на кофе». Есть и другие слова: самман, каовèн или, что совсем скверно, даксин каода. Да, у нас куда больше способов выбивать ответы, чем самих вопросов. О, а вот и верный вассал с арфой и кофе!
Мистер Владислав исполняет доверенный ему геркулесов подвиг и несет арфу на вытянутых руках. Это кларсах — наколенная арфа старинного образца с металлическими струнами, которые следует перебирать ногтями. Она завернута в бархат цвета королевского пурпура, и Мéарана прямо слышит, как та взывает к ней. Конечно, скорее всего, это просто сквозняк играет струнами, но арфистка всегда предпочитала поэтичность обыденности. Потоком воздуха можно объяснить, почему поет инструмент, но нужно еще понимать, что именно тот поет.
