— А что насчет тебя? Та Тень, которую мы знали несколько лет назад, не стала бы перечить Названным. Так о какой же камень споткнулась ты? Это ты нам точно можешь рассказать.
Мéарана замолкает, дожидаясь ответа, хотя и не слишком на него надеется. Олафсдоттр намерена рассказывать свою повесть так, как ей самой хочется, не позволяя хозяйкам задавать темп.
Конфедератка приподнимает чашку.
— Кофе остыл, — говорит она.
Бан Бриджит вновь наклоняется вперед.
— Мне хотелось бы услышать, — не терпящим возражений тоном произносит она, — почему слуги, много лет верой и правдой трудившиеся на благо тирании, вдруг решили восстать против своих хозяев.
Тень улыбается.
— Поверь, ответ на это мы все желали б знать. Иль просто тирании приходит время пасть.
IV. Генриетта: второй контраргумент
Покуда кнут сжат в крепкой ладони,
неповиновение — редкость.
Как можно кусаться, когда сидишь
на короткой, надежной цепи?
Когда в миг любой ждешь липких
смерти объятий?
Обреченности осознание сил
даже самых смелых лишает.
Зачем самому прыгать на нож? Лучше
держать по ветру нос и выжидать.
Время не щадит ничего,
даже стальных оков. Смирные
Овцы блеют в смятении, не понимая,
с чего так сегодня злы пастухи.
Зато овчарок взоры остры, они видят
свой шанс.
Столь покорные, пока страшатся
удара кнута,
Готовы вцепиться хозяевам в глотку,
едва их слабость учуют.
Осторожно кружат они, принюхиваются,
Не зная: неподвижное, столь прежде
страшное тело мертво
Или лишь притворяется, чтобы проверить,
кто первым предаст?
Что мешает зубы вонзить? Только страх,
владевший ими столь долго.
Забыть о нем им отнюдь не легко.
И еще сильнее страшит неизвестность.
Что займет его место?
Олафсдоттр и человек со шрамами посадили челнок в порту Риетта, угодив в объятия зимней бури. «Шон Бету» они оставили на орбите, чтобы судно подлатали и почистили на военной верфи, а потом зарегистрировали как служебное. Раны у Тени за время полета почти зажили, хотя улыбка у нее теперь выходила несколько кривой, что, по собственному мнению конфедератки, придавало ей коварный вид.
У Донована было куда меньше причин для радости. Он доставил свою похитительницу туда, куда она хотела, вот только там, где заканчивалось ее путешествие, для него все только начиналось. Единственное, что помешало ему сразу же вновь набрать высоту и умчаться на территорию Лиги, — осознание невыполнимости этой затеи. Разрешение на вход на дороги Генриетты они получили лишь благодаря особенному идентификационному сигналу, посланному Олафсдоттр, ее «фу». При попытке улететь весь военный флот сел бы ему на хвост.
— Не стоит думать, будто я готов с вами объединиться, — проворчал он, когда они, стоя на открытой платформе порта Термин
[10], дожидались рельсовой гондолы. Угрюмые серые тучи громоздились друг на друга, подобно куче грязного белья, и Донован обхватил себя руками. — Ты же купишь мне зимнее пальто? А то у меня времени собрать вещи перед поездкой не было.
— Гондолы обогреваются, да и ехать до Риеттицентра недолго.
Донован драматически поежился.
— После всего, что я для тебя сделал, уж пальто ты мне точно задолжала.
Олафсдоттр сверилась с расписанием, послушала объявления о посадке и вздохнула, уступая своему спутнику.
— Нам сюда.
Они спустились с платформы, потеряв место в очереди, и вернулись к ряду магазинчиков в здании вокзала.
— Вон там шуванский бутик, — сказала конфедератка.
— Автоматический торговец? Разве здесь нет нормального портного? Если уж я позволяю себя похитить, я должен быть похищен стильно.
— Нет, — отрезала Олафсдоттр. — Не все желания сбываются. Все, что тебе действительно необходимо, потом получишь через тонг
[11].
— О, замечательно! — фыркнул Донован. — Ведь я совсем не разбираюсь в том, что мне действительно нужно. Как хорошо, что на свете есть незнакомцы, которые мне об этом расскажут. Хорошо хоть, обещаете тонгу
[12] не лишать.
Олафсдоттр нахмурилась.
— Мне непонятны твои шутки, Донован.
— Тонгу. На одном из древних терранских языков…
Тень резко остановилась и оттащила его подальше от людской толчеи.
— Слушай внимательно, Донован, — прошептала она. — Ни при каких обстоятельствах не представляйся здесь терранином. Терране — чжидан. «Подотчетные люди». Понял? Ты не на Периферии. Здесь терране не имеют даже той толики уважения и понимания, как там. — Олафсдоттр не обращала внимания на саркастическую ухмылку человека со шрамами. — Ты понимаешь?
Донован высвободил руку из ее захвата.
— А то. Просто великолепная новость: из огня я попал сюда. Как понимаю, тонгом ты называешь небольшую компанию своих приятелей.
— Это слово означает «единение».
— Да, уховертка мне перевела. — Донован постучал пальцем по устройству, вставленному в правое ухо. — Вот только мне так представляется, что на свете полно единений всех видов и сортов. Если правильно понимаю — прошу простить за произношение, давно не пользовался конфедеративным, — речь идет о «Гаагжаван тонг бупун» — «Единении товарищей по революции».
Олафсдоттр зашипела и прижала его к стене кондитерской лавки.
— Идиот! Не обо всем можно говорить на улице.
— Да, куда веселее будет побеседовать на шумной вечеринке. Если считаешь, что я слишком много болтаю, можешь просто отослать меня домой.
Олафсдоттр отпустила его.
— Умный знает, когда попридержать язык. Ты нужен здесь, но вовсе не настолько, чтобы ради тебя рисковать всем.
Донован решил, что злить Олафсдоттр далее будет не слишком безопасно, а потому безмолвно следовал за ней до тех пор, пока она не нашла киоск, торгующий сезонной одеждой. И вот тогда человек со шрамами устроил настоящий спектакль, подбирая размер, окрас и покрой зимнего пальто.
