Кэтрин с трудом сглотнула.
— Полагаю, ты сожалеешь и о том, и о другом, ведь без моего вмешательства Али мог быть сейчас здесь и делить с тобой эту еду, как вы планировали?
— Тебе доставляет удовольствие говорить загадками, — медленно ответил он.
— Тогда как тебя, конечно же, можно понять без труда?
— Я считал, что так и есть. Возможно, я был неправ. Но обещаю доходчиво объяснить все, что ты пожелаешь узнать, если ты сделаешь то же самое.
Это звучало так просто. Так правильно. Однако правда могла быть ловушкой. Но не могла ли она быть также и спасением?
Прежде чем Кэтрин смогла ответить, он нахмурил черные брови. Над их головами раздался раскат грома — слабый зимний гром, непохожий на сильную весеннюю грозу. Как будто обрадовавшись возможности переключить внимание, Раф посмотрел на небо, прищурив глаза. Затем замер.
Проследив за направлением его взгляда, Кэтрин разглядела сквозь деревья вспышку света факела. На секунду поддавшись страху, она вдруг осознала, какими яркими были огоньки, а значит, как темно стало вокруг.
Раф быстро подошел к голове лошади, чтобы помешать ей приветственно заржать. Кэтрин едва дышала, следя за ним глазами и прислушиваясь к передвигающемуся смеху и разговору. Голоса звучали громко, не таясь, что напомнило Кэтрин болтовню пьяных лодочников, но она не могла сказать, то ли эти рабы были пьяны от бунта, то ли от содержимого винных подвалов некоторых плантаторов.
После долгих минут ожидания Раф начал продвигаться вглубь леса, обрамляющего болото. Кэтрин не задавала вопросов и молча шла следом.
Зима была не сырой. Поэтому болото не превратилось, как иногда случается, в бесконечную трясину, полную москитов. Это было место извилистых рукавов в дельте реки, где черные пятна воды порой пересекались с ровными сырыми участками земли, где только кипарисы возвышались над густыми ветками деревьев, заслоняющими солнце. Вдоль берегов, зарывшись в грязь, лениво отдыхали аллигаторы. Опоссумы, еноты и белки устроили себе жилища на верхушках деревьев, тогда как пространство внизу было предоставлено диким кошкам, пантерам и медведям.
Передвигаться по целине в такой жуткой полутьме было и без того достаточно трудно, думала Кэтрин. Как же здесь станет ночью? Заглушит ли звук барабанов крик пантеры, рычание медведя или хрип аллигатора внизу?
Они двигались на юг. Как Раф ориентировался на местности, она не могла сказать, но он находил дорогу так же безошибочно, как в Vieux Carré. В основном их путь пролегал по узкой дороге вдоль полоски леса, находившейся между рекой слева и болотом справа. Они ехали верхом, отдыхали, шли пешком и так снова и снова, хотя со временем Раф перестал позволять Кэтрин идти.
Постоянно собирающийся дождь задержался до середины утра: густой, наполненный парами туман становился все тяжелее и внезапно превратился в ливень. Ветер набрасывал на них серо-голубую мантию дождя, укутавшую их в свои влажные невидимые складки.
Кэтрин закрыла глаза от попадающих в лицо капель. Когда она их открыла, лошадь шла под густыми раскидистыми ветками гигантской магнолии. Звук дождя превратился в громкий стук о твердую поверхность вечнозеленых широких листьев. Снизу они были светло-коричневого цвета, и казалось, что смотришь на внутреннюю часть зонтика. Было не совсем сухо, дождь донимал их брызгами и неожиданными каплями, но все равно это было гораздо лучше, чем раньше.
Не ожидая помощи, Кэтрин соскользнула с лошади. Она по щиколотку погрузилась в ковер из сухих рыжевато-бурых листьев и старых почерневших стручков. Красные мясистые семена, прикрепленные к стручкам, блестели в тусклом свете, как капли крови.
Раф расседлал мерина и положил сбрую возле ствола дерева, где было суше всего. Он достал из мешка салфетку и принялся вытирать лошадь. Кэтрин какое-то время наблюдала, как дождевая вода, ставшая красной, стекает с грубой повязки над его бровью. Она откинула капюшон своего плаща и присела рядом с седлом, где начала рвать другую салфетку на полоски и связывать их вместе.
Она ничего не говорила, пока он не закончил работу, а затем ровным голосом, без эмоций произнесла:
— Давай я посмотрю твою голову.
Он недоверчиво взглянул на нее. Кэтрин на секунду усомнилась, понял ли он ее из-за шума дождя. Затем Раф еще раз погладил лошадь и подошел к ней, одним коленом опустившись на попону и прижав руку к другому. От его близости у нее возникла паника. Она хотела отодвинуться и в то же время подступить ближе, почувствовать силу его рук на себе. Она осталась на месте и с напускным равнодушием сняла с него шарф, вытерла им стекающую, разбавленную дождем кровь и отложила влажную ткань в сторону.
Рана была значительной, но не такой ужасной, как она думала: пуля сильно оцарапала кожу головы. В целом кровотечение остановилось, однако из самой глубокой точки возле виска все еще медленно сочилась кровь, и ей казалось, что это объяснялось еще и влажностью.
— Болит голова? — спросила она, накладывая самодельную повязку.
Он так долго не отвечал, что она перевела взгляд на его лицо и обнаружила, что муж внимательно и задумчиво смотрит на нее.
— Нет, — быстро ответил он. — По крайней мере не до такой степени, чтобы об этом беспокоиться.
Это хорошо, значит, череп не задет.
— Ты помнишь ту ночь, когда зашивала мой бок?
Кэтрин опустила голову и продолжила начатое, размещая над виском прокладку и аккуратно обматывая повязку вокруг его головы. Мягкая черная волна его волос продолжала упрямо падать на ткань, и она осторожно убирала ее.
— Помнишь? — настаивал он.
— Да. — Она гордилась собой, потому что ее голос прозвучал спокойно.
— У тебя было такое же сосредоточенное выражение лица. Мне кажется…
Теперь настала ее очередь настаивать.
— Что тебе кажется?
Он покачал головой, испортив ее работу, и она нахмурилась.
— Почему ты отказала Джилсу?
— Это имеет значение? — спросила она, осторожно завязывая узел над его ухом.
— Не уверен.
— Тогда почему ты спросил?
— Скажем, из любопытства, — ответил он, не сводя глаз с ее покрасневшего лица, когда она отстранилась.
— Мне казалось, мои мотивы очевидны.
— Впрочем, — тихо произнес он, — я научился не доверять очевидному.
Кэтрин устремила взгляд поверх его плеча на громко ударяющийся о землю дождь, который образовывал грязные ручейки и крошечные водопады среди опавших листьев. Ветер сотрясал самые верхние ветки магнолии. Крупная капля упала на плечо Рафаэля, но он этого не заметил.
— Я… отправила его, потому что… не хотела развода, — сказала она наконец, с силой выдавливая из себя слова: в горле у нее стоял ком, а сердце бешено колотилось.
С завораживающей медлительностью его рука переместилась к застежке ее плаща. Он упал за ее спиной, а его пальцы обхватили ее шею, заставляя ее приблизиться к нему. Она видела танцующие огоньки страсти в его глазах, чувствовала ответную волну желания внутри себя и все же положила руку ему на грудь, задавая взглядом немой вопрос.
