— Почему ты не ешь?
— Я не голодна, — сказала Кэтрин, смущенно улыбнувшись, когда Раф подошел и стал рядом с ней.
Джонатан занял его место у штурвала, пока Рафаэль отправился ужинать.
— Неудивительно. Ты замерзла, — сказал он, прикасаясь пальцами к ее онемевшей щеке. — Что случилось? Почему ты здесь?
— Ничего не случилось, — ответила она, подавляя усталость.
— Никаких жалоб? Это что-то новое, после того как я стал свидетелем сетований жены твоего друга. Можно подумать, беременность — это заболевание, настигшее только ее одну.
Будучи слишком восприимчивой сейчас, не прочла ли она нечто большее в его заботе? Наверное, так и было.
— Думаю, многие женщины делятся таким чувством.
Раф стал так, что своим телом заслонил ее от ветра.
— Не все они считают, что должны об этом рассказывать. Это одно из самых располагающих твоих достоинств, Кэтрин. Когда ты говоришь, твои слова не пусты.
— А я думала, что говорю загадками, — напомнила она ему.
— Только когда хочешь скрыть свое смущение, как мне кажется.
— Тогда позволь мне скрыть свое смущение, спросив, что ты намерен делать по приезду в Новый Орлеан, — как можно спокойнее постаралась сказать она.
На секунду ей показалось, что муж недоволен сменой темы разговора, но он вдруг кивнул.
— Надо связаться с генералом Уэйдом Хэмптоном
[120]. Он, скорее всего, сформирует несколько отрядов. Я планирую к ним присоединиться.
— Но твоя голова…
— Мне льстит твое беспокойство, — насмешливо заметил он, — но я знаю этих людей и местность, как никто другой. Я должен пойти.
— Да… да, конечно, — согласилась Кэтрин. — К тому же рана не такая уж страшная.
— Не более чем царапина.
— Да, — сказала она безучастно.
— Не из-за чего беспокоиться.
— Нет.
Нахмурившись, она не заметила насмешливого дьявольского огонька в его черных глазах.
Казармы были их первой остановкой, когда они добрались до города. Как Раф ни торопился, другие его опередили. Несколько его соседей, встревоженных дымом в Альгамбре и звоном колокола на плантации, успели сбежать к реке, обогнав повстанцев. Новость также дошла до Батон-Руж, расположенного выше по течению.
Согласно сообщениям, количество восставших чернокожих постоянно увеличивалось, плантации были разграблены и сожжены, рабы собирались в многочисленные колонны. Они быстро двигались вниз по реке, разрушая все на своем пути. Опасались, что их цель — войти в Новый Орлеан. В этой крепости они могли разыскать людей и провизию, деньги, оружие и боеприпасы, чтобы начать новое наступление. Так было на Гаити и могло произойти на территории Нового Орлеана. Вместо того чтобы признать новый штат, в Вашингтоне могут собрать конгресс, чтобы признать новую Черную республику. Это был не просто мятеж рабов. Это была война.
Армия под руководством генерала Хэмптона должна была выступить на рассвете. Оставалось очень мало времени. Кэтрин пыталась убедить Рафа позволить ей самостоятельно добраться до дома матери. Но на улицах уже была суета, так как и сюда начали доноситься слухи о мятеже. Толпы жестикулирующих людей собирались у дверей кафе и закусочных. Экипажи и повозки грохотали по улицам, и значительное оживление наблюдалось у причала, так как люди искали любой способ покинуть город. В условиях растущей паники муж не позволил ей ехать без сопровождения.
Кэтрин не оценила такую заботу. Это осложняло выполнение ее плана. Чем быстрее они расстанутся, тем лучше. Однако она понимала, что было бы несправедливо сейчас подгонять события. Не из трусости ли она их откладывала? Она не хотела так думать — и все-таки стремилась уйти от него тайком, без обид. Ей хотелось запомнить вкус его поцелуя, пока он ей доверяет.
Свет факела ярко горел перед широким сводом, под которым могла поместиться даже карета, украшенная замысловатым узором из кованого железа. Там и остановился их наемный экипаж.
— Это не дом моей матери, — запротестовала Кэтрин, когда Раф потянулся через нее, чтобы открыть дверь.
— Это мой городской дом, — ответил он.
— Но… я думала…
— Слуги здесь преклонных лет. Их больше волнует полное брюхо и тепло камина, чем сомнительная радость восстания. Большинство из них родились от слуг семьи Наварро. Я доверяю им намного больше, чем людям твоей матери, — взять, к примеру, твою старушку няню.
Не время было ссориться. Он ожидал, чтобы помочь ей спуститься. В любом случае после его отъезда она не останется здесь надолго.
Взяв Кэтрин под руку, он повел ее по боковой дорожке к небольшой кованой двери под сводом. Сбоку висел колокольчик, но дверь со скрипом открылась, как только к ней прикоснулись. Раф нахмурился, однако они вошли через нее и направились по темному тоннелю porte-cochère
[121], ведущему во внутренний дворик. В центре вымощенного камнем двора стоял маленький фонтан, заполненный мокрыми листьями. Его окаймляли папоротник, розы и пальметто, не тронутые морозом: все они были затенены широкими ветками молодого дуба. Винтовая лестница, очень похожая на ту, что была в Альгамбре, вела к верхней галерее и комнатам на втором этаже. Наверху свет не горел, и только под галереей проглядывался едва заметный оранжевый отсвет камина из кухни.
Через двор в слабых лучах бледной холодной луны тянулась тень от дуба. Из этой тени выступила фигура человека. Лунный свет озарил золотисто-каштановые волны его волос и серебряной полоской скользнул по пистолету в его руке.
— Мой дорогой Раф — и Кэтрин, — предельно учтиво произнес Маркус Фицджеральд. — Это двойное удовольствие. Входите же.
Рафаэль неожиданно замер — это было единственное проявление его удивления. Однако он схватил руку Кэтрин, как будто хотел поставить ее позади себя. Шпага на его боку была бесполезна против силы и скорости пистолета. Он стоял лицом к лицу со своим врагом, но в его чертах не было и тени настороженности, спрятанной в глубине его глаз.
— Как мило с твоей стороны принимать гостей в мое отсутствие, Маркус. Впрочем, тебе всегда нравилось захватывать мое имущество.
Маркус сдвинул брови.
— Ты взял то, что сначала было моим, — ответил он с детской логикой.
— Неужели? Я полагал, что ты отказался от Альгамбры, беспечно поставив ее на карточный стол. Или ты отрицаешь это?
— Я не ведал, что творил. Я был пьян, а ты этим воспользовался.
