— Не усугубляйте, сэр, свое и без того незавидное положение. Ибо всем нам ведомо, кто вы такой. Вы преступник, совершивший множество злодеяний против королевской власти, Церкви, установленного порядка и нравственности христиан.
— И что, во всем этом повинен я один? Вы, право, льстите мне, преподобный.
Каков наглец! Но в его руках арбалет, и пока наше положение не изменится, я должен отвлекать его внимание.
Внезапно меня пронзила ужасная мысль. Время играло на руку не только нам — недаром крестоносец никуда не спешил и ничего не предпринимал сверх того, что уже сделал. Наверняка он примчался сюда, дав знать людям графа Норфолка о том, куда направляется. И когда с площади перед собором до нас донеслись голоса, стук копыт и бряцание оружия, оставалось только молить небо, чтобы это оказалась стража из Бери.
Однако на этот раз святой Эдмунд остался глух к моим мольбам. Первым, кого я увидел под аркой соборных врат, оказался Эдгар Армстронг. За ним следовали Пенда и еще дюжина вооруженных людей.
Ступив под своды собора, граф замер, осматриваясь. И тогда я, пытаясь скрыть испуг, возмущенно воскликнул — какое право он имеет врываться с вооруженными людьми под своды Божьего храма! — и одновременно заметил, как леди Бэртрада попятилась, укрывшись за колонной.
Эдгар не заметил супругу. Его взгляд торопливо искал иную женщину — и наконец он увидел ее, бесчувственную, на ступенях у алтаря. Из груди графа вырвался крик, и он бросился к Гите. Опустившись на колени, он стал звать ее по имени и пытаться привести в чувство, но Гита не шевелилась, напоминая брошенную детьми тряпичную куклу.
Граф Норфолк разъяренно оглядел столпившихся у алтаря.
— Что вам снова понадобилось от нее, негодяи! Разве недостаточно того, что ей уже пришлось вынести?
К нему шагнул крестоносец, уже опустивший свое страшное оружие. Он нащупал пульс на запястье Гиты и что-то негромко проговорил. Его слова подействовали на Эдгара — он передал женщину своим людям и поднялся с колен. Взгляд его ощупывал нас одного за другим.
Я постарался взять себя в руки. В эту минуту граф Норфолк находился в моих владениях, он был незаконно вторгшимся сюда чужаком. К тому же в проеме соборных врат стали появляться встревоженные необычным шумом монахи, а за ними и монастырская стража. Сейчас они кликнут подмогу, и тогда уже я буду диктовать обнаглевшему саксу свои условия.
Но тут Эдгар заметил Хорсу.
— Ты?! Снова ты, Хорса? Сколько тебя ни пинают, ты, как злобный пес, готов напасть из любой подворотни.
— Ты сам пес! — огрызнулся тан. Испуганным он не выглядел, скорее разъяренным. — Блудливый пес, растливший вверенную тебе девицу! Все, чего я добивался, — вернуть ей имя, честь и спасти от тебя, совратитель!
— Спасти? Ты едва не погубил Гиту! Взгляни на нее, нидеринг, взгляни — разве это похоже на спасение?
— Это ты нидеринг и к тому же презренный трус, поскольку избегаешь меня, не желая решить в честном поединке, кому достанется эта женщина.
Любопытно, как далеко зайдут в своей ненависти эти двое сыновей старого Свейна. Ба, да ведь они и не ведают, что находятся в родстве. Не воспользоваться ли этим? Самое время, ибо Эдгар уже схватился за меч, а Хорса вырвал у одного из своих людей здоровенную саксонскую секиру. Я ничего не имел против, если они и впрямь порешат один другого. Но хватит моему собору бесчестия и без их поединка.
Моих людей в храме становилось все больше, и это придало мне уверенности.
— Остановитесь! Вы находитесь под сводами Божьего храма. И если даже это вас не удержит, то прекратите ссору хотя бы потому, что не может быть поединка между кровными родственниками — сыновьями одного отца!
Показалось мне или нет, но для Эдгара это словно не было новостью, он только обреченно вздохнул и опустил меч. Хорсу же всего трясло, его лицо покраснело, глядел на меня, и я невольно попятился, следя, как вибрирует секира в его руке.
— Ложь! Ты лжешь, проклятый поп!
Хвала Создателю, меня успели прикрыть собой монастырские стражники. И я не смог отказать себе в удовольствии досадить сразу обоим саксам.
— Это чистейшая правда. Только угроза кровопролития в храме вынудила меня раскрыть вверенную мне на исповеди тайну Гунхильд из Фелинга. Знайте же все, что не тан Освин был отцом Хорсы, а Свейн Армстронг. Ты, Хорса, — незаконнорожденный брат Эдгара.
— Вранье! Ты порочишь память моей матери, негодяй! И если есть справедливость — гореть тебе в преисподней до скончания веков!
Он бросился на меня, но стражники навалились на него и распластали на полу, вырвав из рук секиру. Что ж, Хорса, это тебе в отместку за то, что воевал против меня в Тауэр-Вейк.
Сакс все еще рычал и рвался. Но Эдгару в этот миг уже было не до него, так как Гита стала приходить в себя, и он склонился над нею. И она тотчас узнала его. Я видел, как ее еще слабая рука обвила плечи графа, она произнесла несколько слов, и бледная тень улыбки промелькнула на ее губах.
Эдгар наконец-то заставил себя оторваться от нее. Поднялся, вышел на середину храма. Надо сказать, что бы ни творилось у него в душе в этот миг, держался он достойно, в его поступи была известная величавость. Он огляделся, и я почувствовал на себе взгляд его презрительно прищуренных синих глаз.
— Ты совершил сейчас подлость, поп, опозорив память умерших. И честь живых. Но Бог тебе судья. Я же прощаю тебя. До следующего раза. Но учти — этот следующий будет последним. Беру всех в свидетели, что даже твоя сутана не спасет от моей руки такого мерзавца, как ты.
Он перевел взгляд на Хорсу. На своего брата Хорсу. Тот уже утихомирился и стоял, свесив голову так, что его длинные светлые волосы закрывали лицо.
— Тан Хорса! — воскликнул Эдгар. — Доколе я остаюсь графом в Норфолкшире, ты являешься моим подданным. Знай, что за совершенное тобою похищение свободнорожденной женщины я объявляю тебя вне закона в своих владениях. Даю тебе два дня, чтобы покинуть пределы графства. По истечении этого срока любой сможет безнаказанно убить или унизить тебя. Если же ты не подчинишься этому повелению, мои люди схватят тебя и заточат в Нориджской темнице.
Пока он говорил, Хорса медленно поднял голову. Его лицо подергивалось, глаза горели.
— Ты не брат мне, Эдгар. Никто, даже взяв в руки каленое железо, не заставит меня поверить, что мы из одной плоти и крови.
Похоже, для Хорсы сейчас это было более важным, чем приказ об изгнании. Однако Эдгар не обратил внимания на выпад брата.
— Ты хорошо расслышал, что я сказал, Хорса? Начиная с этого утра у тебя есть только два восхода солнца, чтобы собраться в путь, проститься с близкими и покинуть пределы Норфолка. Что касается твоих владений… У тебя есть сын, и я прослежу, чтобы он беспрепятственно вступил во владение манором Фелинг.
Эдгар щадил брата, оставляя манор за его сыном, прижитым от наложницы. Понял ли это Хорса или нет, но в его взгляде не убавилось ни презрения, ни ненависти. Гордо вскинув голову, он направился к выходу из собора, и собравшиеся расступались, давая ему пройти.
