Мало-помалу мне все же удалось поднять боевой дух. Был у меня этот дар. И я с наслаждением видел, как вспыхивают ненавистью глаза людей, как они потрясают оружием и напрягают мышцы.
Окрик Цедрика не сразу и привлек их. Старый рив нес дозор на башне, а тут он спустился, кричит что-то, хватает то одного, то другого за плечи, что-то втолковывает. Наконец он привлек внимание Гиты, Альрика, те поспешили куда-то, а люди уже улыбались, передавая друг другу известие. И я понял, в чем дело. Один из моих людей пояснил возбужденно:
— Войско! Целое войско появилось из фэнов, переполошив людей Ансельма.
— Это саксы?
— Нет, не похоже.
— Неужто Утрэд привел людей из Нориджа?
Мы поспешили к бойницам.
На берегу озера и впрямь царило необычное оживление. Было видно, что люди Ансельма похватали оружие, но в бой вроде не рвутся. Еще бы, их окружила целая рать закованных в броню воинов, пеших и конных, и на их копьях развевались флажки с каким— то изображением. Я знал об этих нормандских штучках с эмблемами, но мне они ни о чем не говорили. Однако вскоре я понял, кто привел людей. Узнал всадника в светлом плаще, который выделился из толпы, остановив лошадь перед Ансельмом. Шериф Эдгар. Я тихо выругался.
А вокруг уже радостно кричали:
— Это Армстронг! Наш герефа вернулся!
— Теперь-то он наведет порядок!
— Смотрите, и Утрэд с ним. Едет сюда, улыбается. Ха! Как часто можно увидеть улыбающимся Утрэда? Значит, все в порядке. Эой! Утрэд, сюда!
Солдат уже подъехал к башне, кричал, что мы можем выходить. Но я не хотел так просто позволить этому Армстронгу забрать у меня победу, и когда люди кинулись вниз, опередил их, загородив проход.
— Вы все наивные глупцы! Неужели вы забыли, что наш шериф прежде всего человек Генриха Боклерка? А вы мятежники. Так неужели вам будет радостнее, если вас в цепи закует этот распрекрасный Эдгар, а не Ансельм из Бери-Сент?
Они замялись, но тут вперед пробрался Цедрик.
— Побойся Бога, Хорса! С Эдгаром мой сын, а уж он не стал бы завлекать нас в ловушку.
— Да одурачен он, как и все вы. Этот Армстронг — хитрая лиса. Вы не знаете его, как я.
Но меня уже не желали слушать, рвались наружу, кто-то начал растаскивать завал под воротами. Я разозлился. Как они смеют не подчиняться мне? Даже выхватил секиру.
— Клянусь всеми духами этих мест, что зарублю любого, кто попытается открыть башню, пока не разберемся во всем!
Остановила ли их моя угроза или сами решили узнать, что их ждет, но люди отступили. Цедрик даже поднялся к бойнице, стал переговариваться с сыном. Я слышал каждое их слово, и что-то сникло в моей душе.
Хитрец Армстронг действовал наверняка. Едва он узнал о восстании, как поспешил к королю и представил все дело так, что Ансельм превратился в виновника мятежа, доведшего людей до крайности своими притеснениями. Шериф привел доказательства, и король дал ему полномочия уладить тяжбу на законном основании. Для этого Эдгар выкупил у Генриха опекунские права на несовершеннолетнюю девицу Гиту Вейк.
Проклятье! Этот пес способен кому угодно заткнуть глотку своим золотом. И теперь он здесь — с правами на Гиту и ее земли. Ансельм же отныне выглядит едва ли не разбойником, посягнувшим на чужую собственность и пролившим кровь.
Ничего не скажешь, дальнейшее наше сопротивление выглядело бы глупостью. Люди радовались, что мерзавец аббат будет наказан, а их госпожа получила могущественного покровителя в лице эрла Эдгара.
Но я-то? Выходит, меня уже не считают достойным защищать внучку Хэрварда? Да если бы не я, еще неизвестно, что бы с ней случилось.
Но тут я увидел саму леди Гиту. Впервые за эти дни она улыбалась. Она не замечала ни меня, ни моего взгляда, а в ее глазах светилось нетерпение. Она торопила своих людей и сама рвалась прочь из башни… Скажу только, что я следовал за ней, пока она направлялась туда, где по насыпи уже приближался ее новый опекун.
У подножия башни шериф сдержал коня, соскочил с него — и прямо к ней. У меня мелькнула мысль, что он вот так прямо и заключит ее в объятия. Она же глядела на него во все глаза. Чертова девка! От меня все уклонялась, а с этим… Они стояли так близко-близко. Холодный солнечный ветер развевал ее волосы, а Эдгар в шлеме поверх койфа
[57], смуглый, как сарацин, только глаза синие, как небо в зимний день. И меня они не замечали, хотя моя тень падала на них.
— Ну вот нам и довелось снова свидеться, Гита, — сказал Эдгар.
Снова?
Она улыбалась. И как улыбалась! Просто сияла.
— Вы спасли меня, спасли всех нас!
Кровь Водана! Они говорили так, словно были давно знакомы.
— Я много думал о тебе, Гита. Отныне ты под моей защитой и…
— Я так рада! — почти всхлипнула она.
Не вытерпев, я шагнул вперед.
— Ты просто купил ее, шериф. Купил на свое проклятое золото. Мы же не щадили себя, защищая внучку Хэрварда.
Наконец-то он перевел взгляд на меня. В первый миг словно и не признал, но потом скривил рот в усмешке.
— О, храбрый Хорса. Я бы удивился, если бы тебя не было там, где заваруха.
Хорошо, что вмешалась Гита. Иначе бы я…
— Милорд Эдгар, прошу быть милостивым к людям, обагрившим свое оружие кровью, защищая меня. Тан Хорса, тан Альрик…
— Конечно, я благодарю вас, храбрые мужи, что вступились за мою подопечную. И отныне вы можете рассчитывать на мою поддержку и покровительство.
А пошел он!.. Ведет себя так, словно он не нашего уже племени и не его долг стоять горой за саксов. Хотя я давно знал, что Эдгар Армстронг — онорманившийся сакс. И дивился, отчего вокруг все так восхваляют его — не сделавшего ни единого выпада мечом, не пролившего вражеской крови. Нет, что хотите думайте, но по мне победа, полученная хитростью и подкупом, никогда не будет считаться достойной восхваления.
Все вокруг ликовали, только я оставался мрачен. Одно порадовало — кислая физиономия Ансельма. Да, проклятому попу не избежать теперь суда и значительного штрафа. Я не смог удержаться, чтобы не сказать ему это. Аббат сидел на бревне, приготовленном для будущего тарана, зябко кутался в свою роскошную бархатную пелерину на меху.
— Не строй из себя героя, Хорса, — сухо сказал он. — Ты ведь не сделал ничего, чтобы причислить себя к таковым. И если бы зять короля не вступился за вас, видит Бог, мы бы взяли вашу цитадель и ты бы думал о покаянии в грехах, стоя под виселицей.
Сейчас Ансельм был похож на бессильную старуху, которая только и может, что ругаться. Но кое-что в его речи меня озадачило. Что этот поп бормочет о заступничестве королевского зятя? Ведь насколько я знал, зятем короля был какой-то граф Анжу, муж императрицы Матильды. И какое ему дело до нас?
