* * *
Когда я увидел Гронвуд-Кастл, моя ненависть к Эдгару достигла предела. И тем не менее я не мог сдержать восхищения — я, который видел немало крепостей и замков вельмож и королей.
Гронвуд еще пах свежей побелкой, олифой и древесиной, но как он был великолепен! Эти каменные своды, эти полукруглые арки, витые колонны, винтовые лестницы, это потрясающее центральное окно с витражами, способными потягаться с самыми знаменитыми соборами Европы!
Окончательно достроенной была только главная башня — донжон. На окружающие цитадель могучие стены каменщики еще поднимали грузы, слышался стук мастерков. Во внешних дворах всюду громоздились кучи щебня, корыта с известковым раствором. Однако легко было представить, как будет выглядеть Гронвуд, когда работы будут завершены. В центре — величественный донжон, могучая шестиугольная башня, каждый из углов которой венчают навесные дозорные башенки. Вокруг донжона — внутренний двор с садом, плацем для обучения воинов и часовней. Далее — внутренняя крепостная стена, чьи куртины
[64]соединяют круглые башни с помещениями для гарнизона и прочими службами. Вторая стена, более низкая, но такая же мощная, охватывает обширное пространство внешнего двора, где расположены жилища челяди, хозяйственные постройки, скотные дворы, псарня и голубятня. В мощной надвратной башне закреплены цепи моста, переброшенного через наполненный водой ров, за рвом высится земляной вал, увенчанный частоколом из заостренных бревен.
Таким образом, донжон был окружен тремя почти непреодолимыми линиями обороны, а снаружи, за стенами замка, шумел небольшой городок — из тех, что обычно возникают вокруг подобных твердынь. Здесь уже жили с семьями строители, кузнецы и каменщики, а по воскресным дням местное население съезжалось сюда на торги и возникал рынок.
И вот я целыми днями бродил по замку, все оглядывал, расспрашивал, даже расположил к себе своей заинтересованностью главного строителя Гронвуда, каменщика Саймона. Гронвуд-Кастл, объяснял он, будет замком-крепостью, но со всеми удобствами и нововведениями, начиная от каминов с дымоходами и заканчивая отхожими местами с особой системой канализации. Прибавьте к этому роскошь отделки — дубовые панели на стенах, уютные ниши окон, галереи на изящных подпорках, а также богатство обстановки, все эти ковры, инкрустированную мебель, мягкие перины — и вы поймете, что я почувствовал, оказавшись в Гронвуде. Это был замок моей мечты, замок, за обладание которым я отдал бы полжизни. И принадлежал он выскочке саксу, чей удел — разводить свиней и дышать дымом под тростниковой кровлей.
Я не могу объяснить, что всколыхнулось в моей душе. Гронвуд… Это было как первая любовь, как пожар в крови. И это притом, что внешне я оставался абсолютно спокоен. И все размышлял, отчего мы — я и сакс Эдгар — оказались в столь неравном положении: он господин, я в подчинении. Простая случайность, удача — и вот он зять короля, граф Норфолк и владелец замка, в который я влюбился с первого взгляда. Но удача вещь изменчивая. Я знавал сеньоров, которые попирали ногами смертных, а умирали в застенках. И дал себе слово, что стану злым роком Эдгара, сделаю все, чтобы уничтожить его.
И ключ к этому — Бэртрада. Конечно, она его жена и вынуждена повиноваться. Но в этом же была и проблема — Бэрт не желала жить в послушании. А после того как она убедилась, что в Гронвуде нет никакой соперницы, ее влюбленность в мужа снова пошла на убыль. Я видел, какой раздраженной была графиня после первой их ночи в Гронвуде. Заметил это и Эдгар, глядел на жену словно в недоумении. Вновь меж супругами стали происходить ссоры.
Стремясь во всем поддерживать Бэртраду, изо дня в день я разжигал ее недовольство. Как-то Эдгар попросил жену быть немного приветливее с его бастардом Адамом. Однако Бэртраду при виде этого мальчишки передергивало от отвращения.
— Не хватало еще, чтоб я утирала сопли этому отродью сарацинки!
— Полегче, Бэрт. Ты должна быть снисходительна к Адаму, по крайней мере при его отце.
— Ты так считаешь?
Кровь Христова! Ну и прелесть же была Бэртрада, когда так спрашивала меня.
Я пояснял:
— Вы с графом Норфолком женаты уже более двух месяцев, спите вместе, и тем не менее ты все еще не понесла. А ведь наш саксонский вельможа ждет не дождется, что ты нарожаешь ему целый выводок сыновей. Раз уж ты пока не оправдываешь его надежд, то должна быть любезнее с его отпрыском.
Но я-то знал, насколько Бэрт не переносит детей. От моих слов она так и вспыхивала, жаловалась на свою женскую участь, на приставания супруга, и, уж поверьте мне, ласковой с Адамом ее вряд ли можно было назвать.
Однако Эдгар вскоре что-то заподозрил или решил, что наша дружба с Бэрт не соответствует моему положению, и постарался, чтобы мы виделись с ней как можно реже. Вместе с тем ни мне, ни моим людям не было поручено никакого дела, и это был явный намек на то, что мы, сорок крепких воинов, по сути едим свой хлеб даром.
А потом мы и сами совершили ошибку: как-то напившись со скуки, изрядно набедокурили в одной из его деревень. Избили сельского старосту, поваляли женщин, подожгли пару хлевов. Когда сошел хмель и мы поняли, что натворили, было уже поздно. Граф вызвал меня и первым делом холодно заметил, что мы не в завоеванной стране, а его долг — следить за порядком. Из нашего жалованья будет удержана сумма, необходимая для покрытия убытков, но если подобное повторится, мы будем немедленно высланы из графства.
Однако закончил он неожиданно миролюбиво:
— Ты не глупый парень, Гуго, понимаешь, что содержу я вас только ради графини, но рано или поздно мне придется решать, как с вами поступить. Некоторых все же ушлю, но тех, кого сочту достойными, я наделю землей. Они смогут содержать себя сами и будут являться на службу только по вызову. Так что при наличии усердия ты вполне сможешь найти свое место.
Свое место! Я едва не взвыл. Что мне предлагал этот сакс?! Чтобы я стал мелким помещиком — а это то, чего я менее всего хотел. Вот если бы он возвысил меня, дал мне подходящую должность в управлении графством, что ж, может, тогда я бы и поменял свое мнение о нем. Хотя… Ничего я не желал более, чем занять его собственное место.
И я принялся отыскивать ошибки, совершенные Эдгаром. Как и любого вельможу, его наверняка можно поймать на злоупотреблении властью. Но король Генрих не глуп, он понимал, что на появление святых среди своих вассалов не может рассчитывать. И мне надо было выискать нечто такое, что всерьез опорочит графа. Так, я выяснил, что некоторые норманны недовольны, что их ставят вровень с саксами. Но в наше время это уже не повод. Генрих Боклерк сам стремился покровительствовать обоим народам, и возвышение Эдгара тому пример. Потом я узнал, что прекрасный граф поддерживает отношения с тамплиерами, а этот орден полумонахов-полувоинов уже неоднократно будил подозрения Генриха.
Немало любопытного поведал мне и аббат Ансельм, особенно о событиях мятежа прошлой зимой. Причем выслушав все в изложении Ансельма, я понял, что Эдгар отнюдь не безгрешен в этом вопросе. Он ведь не покарал ни одного из саксонских мятежников, а главную зачинщицу мятежа, ту самую Гиту Вейк, даже возвеличил.
