Через несколько дней, когда Софья чувствовала себя уже вполне окрепшей для побега из Москвы, Эд неожиданно явился в ее комнату не один, а с офицером, лицо которого показалось ей смутно знакомым. Девушка вспомнила, что именно его однажды приводил к ней Шарль, когда она, пребывая между бредом и явью, почему-то посчитала этого человека военным врачом. Разумеется, врача труднее было обмануть по поводу здоровья, чем простоватого Эда, и Софья, откинувшись на подушки, постаралась принять самый бессильный и измученный вид.
Посетитель пододвинул скамейку, присел возле кровати и устремил на девушку внимательный, словно изучающий, взгляд. У него были выразительные темные глаза, твердо очерченные губы и довольно приятное лицо с крупными чертами. На вид ему было не более тридцати лет, но смотрел и держался он с важностью умудренного жизнью человека.
– Вы помните меня, мадемуазель? – его голос казался простуженным.
– Да… немного. Кажется, вы врач?
– Нет. Я, как и Шарль, офицер интендантской службы. Меня зовут Анри Бейль.
[17] Шарль привозил меня к вам, когда вы были очень больны. Он заботился о вас, о ваших удобствах, питании. Мне показалось, что вы ему по-настоящему дороги. А он вам?
– Я ему благодарна… – пробормотала девушка, отводя взгляд. – Но я еще так мало его знаю… Он уехал по делам, как только я очнулась.
– Да, уехал… и не вернулся. – Анри Бейль тяжело вздохнул. – Увы, я привез вам печальную новость. Шарль погиб в стычке с казаками. Пока его считали пропавшим без вести, у нас еще была надежда, но вчера вернулся один из фуражиров его отряда, бежавший из плена, и рассказал о гибели Шарля.
Эд, стоявший в углу, пробормотал что-то нечленораздельное – не то молитву, не то проклятия, и вышел из комнаты. Бейль оглянулся ему вслед и покачал головой:
– Солдаты любили Шарля, он был добрый малый, хотя чересчур увлекающийся.
– Мне очень жаль… я буду молиться за упокой его души, – прошептала Софья, избегая прямого взгляда собеседника.
– Молиться? В какой церкви? В католической или в вашей, русской, православной?
Софье показалось, что в этом вопросе прозвучала вкрадчивая ирония, и девушка встревоженно вскинулась:
– Что вы хотите сказать?
– Вы ведь русская, Софи? О, не волнуйтесь, об этом никто не узнает. Шарль сказал мне по секрету, что влюбился в русскую девушку, которая выдает себя за дочь французского лекаря и экономки. Он заметил у вас православную икону. Впрочем, я бы и без него догадался. Хоть вы и превосходно говорите по-французски, но я очень тонко чувствую оттенки речи и улавливаю малейший акцент. К тому же в вашем облике и повадке есть что-то необъяснимо русское. Но, поверьте, от этого я ни на йоту не стану к вам хуже относиться. У меня тоже была возлюбленная из русских дворянок, и я нахожу ваших соотечественниц очень милыми и добрыми женщинами. Да и никакие войны не должны отвращать народы друг от друга.
– Я с вами совершенно согласна, – пробормотала Софья, не зная, как вести себя с этим необычным человеком. – Войну развязывают не народы, а правители. Не солдат надо винить, а того, кто тащит их на войну.
– В отношении других правителей это, может быть, и верно. Но Наполеон велик, несмотря ни на что. Хотя сейчас он совершает, может быть, самую большую ошибку в своей жизни…
– Его ошибка в том, что он напал на Россию?
– Да. А теперь еще и засиживается в разоренной Москве, хотя зима уже не за горами. Ему докладывают об ужасных налетах казаков, о бандах вооруженных крестьян вокруг Москвы, о том, что мы будем отрезаны от наших тылов, а он… – Анри Бейль вдруг осекся, словно сказал что-то лишнее.
– Вы ненавидите русских казаков и крестьян? – невольно предположила Софья.
– Нет, это не так, я уважаю русских, хотя общественное устройство вашей страны мне не нравится. Но вот что удивительно: деспотизм самодержавия совсем не принизил народ духовно. Обычно обыватели сторонятся войны, предоставляют вести ее солдатам, а сами берегут свое имущество. А здесь не так. У русских война стала поистине народной, и это самое удивительное моральное явление нашего столетия. Русские даже свой святой город подожгли, чтобы он не доставался врагу.
– Ну, это еще неизвестно, кто поджег Москву…
– Думайте что хотите, но я увидел в этом пожаре жертвенный костер. И сразу подумал: если русские приносят такие жертвы на алтарь своей победы, то даже великому Наполеону их не одолеть… Кстати, зрелище пожара было впечатляющим… с эстетической точки зрения.
– Нерон тоже находил впечатляющим пожар Рима…
– Только в отличие от Нерона, который сам поджег город, мы этого не делали; пожар – дело рук ваших соотечественников, – сказал Анри Бейль с жесткими интонациями, а после паузы добавил уже мягче: – Впрочем, я пришел сюда не для того, чтобы вести с вами политические споры. Шарль, отбывая в свой злополучный рейд, просил меня по возможности позаботиться о вас, если с ним что-то случится. Хотя чем я могу вам помочь? Мы сами сейчас терпим бедствия и с превеликим трудом добываем пропитание для нашей армии, а дальше будет еще хуже. Мой вам совет: если у вас есть какие-нибудь близкие в России, особенно в южных провинциях, уезжайте из Москвы. Вернее, уходите, потому что лошадей в Москве вы не найдете, для этого нужно особое распоряжение из Кремля. Единственное, что я могу сделать, так это беспрепятственно вывести вас и ваших друзей за какую-нибудь городскую заставу – допустим, Калужскую. А там уж, на территории, контролируемой русскими, будете управляться сами. Но этот план, конечно, подходит вам только в том случае, если вы хотите оставаться в России. Если же нет…
Софья сразу поняла, что он имел в виду, и быстро ответила:
– Я хочу остаться в России. И мои друзья тоже.
Это было правдой. Даже Франсуа, еще недавно мечтавший посетить свою исконную родину, теперь не горел желанием ехать неизвестно как и неизвестно с кем, а хотел вернуться в ставшие для него привычными места, в мирный уют Старых Лип. Он не раз говорил и жене, и Софье, что поездку во Францию намерен отложить до лучших времен, а пока его вполне устраивает жизнь в тихой усадьбе. Супруги Лан надеялись, что Павел, став новым хозяином имения, их не прогонит; если же, паче чаяния, он погибнет или проиграет поместье, то у них и у Софьи теперь имеются червонцы, которых хватит на первое обзаведение.
– Вы твердо решили остаться? – уточнил Анри Бейль. – Не передумаете?
– Нет.
– Что ж, пожалуй, вы правы. – Он немного помолчал. – Во Францию лучше приехать, когда наступит мир, а пока оставайтесь в своей стране. И вот что я вам посоветую. Покинуть Москву вам лучше немного раньше, чем отсюда уйдет французская армия и вернутся ваши соотечественники, особенно власть имущие. Никто ведь не знает, как отнесутся российские чиновники к тем людям, которые оставались в Москве при французах. Вдруг обвинят в предательстве, посадят в тюрьму? Такие случаи бывали. Поэтому лучше уехать так, чтобы никто не знал о вашем пребывании в Москве и общении с французами. Вы меня поняли? Скажу вам по секрету, что французская армия здесь надолго не задержится, иначе наступит полное ее разложение. Я думаю, император уже начал понимать пагубность нашей задержки в Москве. Так что все решится в ближайшие дни…
