– Клиеба, клиеба!..
Исполненная невольного сострадания, девушка бросила ему свой хлеб, и оборванец тут же сжевал половину, а другую спрятал себе за пазуху. Софья продолжала медленно отступать назад, не сводя глаз со странной фигуры, а незнакомец, приглядевшись к ней, вдруг понял, что перед ним – существо противоположного пола, хоть и в мужской одежде, и с радостным восклицанием: «La femme!» кинулся к девушке и схватил ее за руку. Увидев в его глазах какое-то безумное выражение, Софья не на шутку испугалась и даже попыталась закричать, но голос ее прозвучал сдавленно, глухо. А оборванец, хоть ослабел от голода и холода, однако не намерен был упускать свою добычу и хватал девушку все крепче. При этом он что-то крикнул, и Софье показалось, что позади него, между деревьями, мелькнуло еще одно такое же оборванное привидение.
В отчаянии девушка изо всех сил ударила противника коленом между ног; он зарычал от боли, но лишь слегка ослабил хватку, и во взгляде его вспыхнула дикая ярость. Однако уже через секунду он был отброшен назад мощным ударом и, откатившись на несколько шагов, забормотал проклятия.
Софья быстро оглянулась и, обнаружив, что ее защитником оказался Призванов, почувствовала невольную досаду. Наглый оборванец и его сообщник еще пытались выкрикивать угрозы, но как только Призванов обнажил саблю, тотчас присмирели и бегом устремились в лес.
– Видите, как обманчива бывает тишина, – обратился Даниил к Софье. – Мир еще не наступил, и вам следует быть осторожней. Не бродите по окрестностям в одиночку. Хорошо, что я догадался выйти вслед за вами. Ведь французским солдатам сейчас не хватает не только хлеба; они голодны также и на женщин. Наверное, вы могли это заметить и в Москве?
Он пытливо посмотрел ей в глаза. Призванов знал из разговора с Эжени об интендантском офицере Шарле Фулоне, который спас девушку от бандитов и потом опекал ее во время болезни. Однако ни Эжени, ни кому-либо другому не было известно о той ночи, когда Софья поневоле сблизилась с Шарлем. Но сейчас девушке показалось, что Призванов о чем-то догадывается. Во всяком случае его взгляд был таким пронзительным, прожигающим, словно хотел выпытать все до конца. «Какое ему дело до моих подробностей?» – подумала она с досадой, а вслух ответила:
– Знаете, в Москве я мало обращала внимания на французов, я старалась прятаться от них.
– Но все-таки один из них был вашим спасителем?
– Так получилось.
– Но при этом вы совсем не думаете о нем и не горюете? Что ж, оно и понятно. Ведь все ваши мысли занимает несравненный Юрий Горецкий.
– Только не надо говорить с насмешкой об этом благородном человеке, которого я все еще люблю! – Софья гордо вскинула голову и сама себе показалась героиней какой-то драмы.
– Вы считаете его благородным только потому, что он предложил вам руку и сердце, невзирая на ваше происхождение?
– А этого мало? Ведь только благородные люди способны на искренние чувства. Вам этого не понять, вы ведь любите одного себя, а с другими тешите свое тщеславие.
Софье показалось, что Призванов вздохнул. Во всяком случае он немного помедлил с ответом, и слова его прозвучали для нее неожиданно:
– Хочу отрезвить вашу наивность с позиции своего житейского опыта. Так вот. Скорей всего, Юрий Горецкий любил не столько вас, реальную девушку, сколько свою прекраснодушную мечту, свой благородный порыв. Он начитался модных книг и вообразил себя их героем. Поверьте мне, долго бы его чувство к вам не продержалось. Он даже не смог бы защитить вас от своего окружения: семьи, знакомых, родственников. Для того чтобы смотреть в глаза реальности, надо быть человеком зрелой души. А он еще даже не научился смотреть в глаза противнику. Вот когда научится тому и другому и при этом будет по-прежнему предлагать вам руку и сердце, – тогда можете быть уверенной в его чувствах.
Софье вдруг подумалось, что в словах Призванова есть резон, но именно это ее больше всего и раздосадовало.
– Никогда так не говорите о Юрии! – заявила она, сердито блеснув глазами. – Если сейчас я и выслушала ваши ядовитые слова, так лишь потому, что обязана вам, ведь вы только что меня спасли. Но в следующий раз даже слушать не стану.
– А вам досадно, что именно я сейчас оказался вашим спасителем? – спросил он с неопределенной улыбкой.
– Да, вы угадали. Я бы не хотела быть вам чем-то обязанной.
– Но вам придется с этим смириться. Боюсь, что на протяжении нашего неблизкого пути моя помощь вам не раз еще понадобится.
– А я очень надеюсь обойтись без вашей помощи.
– Но это не зависит от вас. Впрочем, как и от меня. Однако пойдемте в дом, чай остынет.
Уже через несколько дней девушке пришлось убедиться в правоте слов Призванова. Мало того, что он, как главный в отряде, заботился о безопасности, ночлеге и пропитании своих спутников, так еще и вновь стал спасителем Софьи, хотя она предпочла бы видеть в этой роли кого угодно другого.
Случилось это, когда путники были в районе Смоленска. Двигались они намного южнее города, однако и на этой дороге им то и дело попадались одинокие французские офицеры и солдаты, похожие скорее на тени, чем на живых людей. Уже ударили морозы, но эти несчастные брели полураздетые, накрытые тряпками и рогожей, часто обвивались соломой и надевали на голову ранцы вместо шапок. Иные убегали при виде русских офицеров, а другие, напротив, требовали, чтоб их взяли в плен. Софья отворачивалась, чувствуя невольное сострадание, а сидевший рядом корнет Чижов говорил:
– Наполеон расстреливал наших пленных, когда ему нечем было их кормить. А мы его отставших солдат не убиваем, просто не беремся их содержать, потому что сами не имеем средств.
Свернув еще более на юг, путники только к вечеру нашли место для ночлега. Это была маленькая деревушка, наполовину покинутая жителями, в которой лишь одна изба оказалась пригодной для того, чтобы в ней заночевать с относительным удобством. Здесь обитала супружеская пара пожилых крестьян, которые даже в столь смутное время старались содержать в порядке свое нехитрое хозяйство. Изба у них была чистая и протопленная, только весьма тесная, так что поместиться в ней, кроме хозяев, могло не более трех человек. Призванов сразу же решил, что здесь должны ночевать Софья, Чижов, а также денщик, который мог служить охраной и помощником для барышни и слабого еще корнета; остальным же путникам можно было устроиться и в менее удобном месте. Софье хозяева отвели самый теплый угол в избе, отгородив его от остального помещения занавеской.
Тем временем кучер, который отправился на гумно взять корма для лошадей, прибежал и сообщил, что, как только начал набирать солому, из нее выскочили двое оборванных французов и кинулись наутек. Это обстоятельство, показавшись офицерам и смешным и досадным, навело их, однако же, на мысль, что крестьянское гумно, представлявшее собой довольно обширный сарай, может послужить им подходящим местом для ночлега: и недалеко от избы, и не холодно благодаря наличию соломы. Туда все и отправились, оставив в избе лишь Софью и Чижова с денщиком.
