Спрыгнув с седла, Алексей бросился на крик. Завернув за угол штабной избы, откуда слышались голоса, он увидел даму, одетую в черное. Она прижалась спиной к бревенчатой стене дома. Длинные светлые волосы, в беспорядке разбросанные, скрывали ее лицо. Она, как могла, отбивалась от подвыпившего казачьего сотника, который явно желал познакомиться с ней поближе.
Раздумывать было некогда. Ударом сбоку, Алексей помог незнакомке избавиться от назойливого кавалера. Сотник отлетел шагов на десять и грохнулся в пыль. Разразившись еще более отвратительными ругательствами, он попытался подняться, чтобы расквитаться с обидчиком, но не удержал равновесия и опять упал.
Вызвав караул, Алексей приказал отвести разгулявшегося вояку к командующему арьергардом атаману Платову – пусть разбирается со своим подчиненным. А сам обратился к женщине, которая все еще стояла, прижимаясь к стене:
– Он не поранил вас, мадам?
Женщина повела головой, отбрасывая волосы – лицо у нее было бледное, но глаза на нем, горячие, черно-карие, как спелые вишни, горели гневом.
– Я не понимаю, месье, – ответила она по-французски.
Немного удивленный, Алексей повторил свой вопрос по-французски и добавил:
– Кто вы? Француженка?
– Я – пленная, – прозвучал неожиданный ответ.
– Вы были во французской армии? – спросил Алексей озадаченно. – Как же вы оказались здесь?
– Очень просто, – вздохнула незнакомка. – Меня похитили. Разве командующий арьергардом еще не похвастался всем, какую важную птицу изловили его казаки? – съязвила она, но в голосе проскользнула горечь. – Наверное, они подумали, что я помню назубок все отметки на походной карте императора… Я вас не видела здесь, месье, – добавила она спокойнее. – Вы, верно, из другого… отряда? Извините, я не знаю, как называются у русских армейские подразделения, – смутилась незнакомка. – У нас – корпуса и дивизии.
– У нас так же, – подтвердил Алексей. – Я приехал из штаба армии. Но о вас действительно ничего не докладывали князю Багратиону.
– Еще бы! Я же добыча. Кто хочет делиться? – Женщина снова поникла головой.
– Я заберу вас отсюда, – на удивление быстро даже для самого себя решил Анненков. – Хоть вы и не хотите назвать своего имени мне, я надеюсь, вы назовете его князю Багратиону. Уверен, при штабе армии к вам будут относиться совершенно иначе. Вы согласны поехать со мной?
– Вы еще спрашиваете?! – воскликнула незнакомка и впервые улыбнулась. – Здешние герои мне совсем не по душе.
– Хорошо, – кивнул Алексей. – Тогда ждите меня здесь. Я поговорю с командующим арьергардом, – оставив незнакомку, он взбежал по ступенькам на крыльцо и скрылся за дверью.
Атаман Матвей Иванович Платов сидел в крестьянской горнице за широким дубовым столом – вдоль стола горели в серебряных подсвечниках свечи. Поверх генеральского мундира Донского войска с серебряным шитьем он накинул алую казацкую епанчу с серебряными шариками пуговиц и петлицами из тянутого серебра. Поседевшие усы атамана висели вниз, тщательно расчесанные и пушистые. Кудрявые черные волосы с проседью торчали вихрами – сброшенная баранья шапка, часто заменявшая атаману форменную, с красным шлыком и золотыми шнурами, лежала рядом на скамье. Подняв волосатую руку с жуковиной – как прозвали казаки крупный золотой перстень атамана с гербом. Платов выколотил о скамью трубку, набил ее, раскурил неторопливо и только после взглянул на Алексея молодо, задорно:
– Деваху, говоришь, ихнюю прихватили мои братаны? – Он усмехнулся. – А я и не слыхал. Все про фуры да про пушки говаривали, сколько эскадронов да сколько пеших, а про деваху – молчок. Ты-то не знаешь чего, Ириньица? – спросил у племянницы, накрывавшей на стол угощение для казачьих предводителей.
Молодая казачка, одетая в белого шелка рубаху с короткими по локоть рукавами и голубой шелковый сарафан на лямках, низанных бисером, бросила на ротмистра кокетливый взгляд, приподняла крутую черную бровь и, поправив украшавшую ее волосы рефить
[14] с жемчугом, тихонько засмеялась. Быстрые руки казачки расставляли на столе блюда с кусками жареного кабана и чебака
[15], кувшины с водкой и пивом.
– Чего молчишь-то? – прикрикнул на нее грозно Платов. – Слыхала? Опять Филька, дружок твой, отличился? Только что приводили его – лыка не вяжет? Кого своровал у французов?
– Так откуда ж мне знать, батюшка-атаман, – казачка испуганно всплеснула руками, – я ж по-ихнему не разумею. Молодую девицу в ясырь
[16] приволок Филька – добыча, стало быть. Я ей поесть отнесла вот, коврижки да пряничков…
– Мне почему не сказывала? – нахмурился Платов. – Ясырь взяли они – видали?! И – тихомолком. И в ус не дуют… А француз, гляди, ротмистр, не теряется. – Атаман хитро подмигнул Анненкову. – На войну и то с курочками своими прибыл. Так и императрица ихняя пожалует. Вот тогда я сам за ясырем таким пойду – вспомню молодость. Пущай Аполиен подергается… без Жозефины. Сразу мира запросит! – Атаман засмеялся, но тут же снова посуровел, метнул на племянницу гневный взор.
Казачка побледнела лицом, присела на скамейку, теребя платок шелковый с меховыми кисточками.
– Как хоть звать ее, узнали, какого роду-племени? – продолжал спрашивать атаман и тут же безнадежно махнул рукой. – Что ж делать-то? – обратился атаман к Алексею. – Послать братанов, чтоб обратно отвезли? Только с бабами еще возиться мне! – пристукнул ладонью он об стол с раздражением так, что подсвечники вспрыгнули. – Вона, Бонапартий прет – продыха нету. Вот дурья башка, Филька этот! Только протрезвеет – отвинчу вмиг!
– Матвей Иванович, позволь мне барышню ту с собой забрать, к князю Петру Ивановичу, – предложил Анненков. – Там при штабе поспокойнее, князь и решит, как быть с нею.
– Да забирай ее! – махнул рукой Платов. – Возитесь тама. А мне б со своими разобраться. Совсем от рук отбились. – И снова он гневно взглянул на племянницу. – С Филькой таскаешься, чести не бережешь. Я тя припеку, зубами забрякаешь, волчье дышло!
– То неправда все, батюшка, – всплакнула казачка, прижав платок к глазам. – Лясы точит он – и всего-то…
– Твое счастье…
– Гей, атаман! – Дверь в горницу распахнулась. Загромоздив собой проход, появился широченный, огромный полковник казачьего войска Кутейников. – Тама наши схватилися с хранцузом, – выпалил он. – Только шмотья летят!
– Вот проклятье! – Платов встал, сдернул епанчу с плеч. – Опять поесть не дадут по-божески. – Он широко перекрестился на икону Богородицы в красном углу, спросил у Кутейникова строго: – Ты вентерь
[17] заготовил, как сговорено?
