– Персидский поэт XIV века. Люди до сих пор отправляются в паломничество на его могилу.
– Если вы подождете, я принесу для вас кое-что интересное, – сказала я и поспешила в дургавас вслед за другими женщинами.
Я быстро переобулась. Потом я вытащила книгу, которая лежала в моем сундучке, стоявшем под кроватью, и завернула в старую дупатту. Джхалкари за мной наблюдала.
– Он, наверное, поджидал тебя во дворе, – заявила она. – А ночь сегодня выдалась холодная. Не очень-то приятно оставаться снаружи в такую погоду.
– Ну… мы иногда обмениваемся книгами.
– Что, по-твоему, ему от тебя надо?
– Я же тебе сказала: мы обмениваемся книгами.
Не дожидаясь, что скажет в ответ Джхалкари, я выскочила с томиком Уильяма Вордсворта
[86] и протянула книгу Арджуну.
– На английском, – произнесла я застенчиво. – Как заказывали.
Он разглядывал незатейливо оформленную синюю обложку и черные буквы названия.
– И какое стихотворение ваше любимое?
– «Все наоборот», – сказала я.
Просто это было первое название, пришедшее на ум, но Арджун с пониманием кивнул мне, словно в моем ответе заключался очень глубокий для него смысл.
Глава 15
1852 год
Рождение Дамодара коренным образом изменило течение жизни в Панч-Махале. Теперь, когда мы находились близко от покоев рани, нам разрешалось говорить только шепотом. Садовникам было приказано работать только тогда, когда маленький раджкумар не спал. Даже кухаркам велели готовить в другое время суток, ибо рани не хотелось, чтобы ее сын, просыпаясь утром, вдыхал дым. По утрам она клала вокруг его головы лепестки роз и длинные побеги жасмина. Наши тренировки на майдане продолжились, но рани теперь за нами не наблюдала, и никто особенно не выкладывался.
Раджа навещал супругу раз утром и два раза днем. Он настолько полюбил сына, что никто бы не удивился, если бы раджа брал Дамодара с собой каждый вечер в барадари. Когда затворничество рани закончилось, мы подумали, что она с прежним пылом займется всем тем, чем ей не дозволяли заниматься столь долго, но прошло еще несколько недель, прежде чем она вышла к нам в зал. Но даже тогда рани провела с нами совсем немного времени. Дамодара с ней не было. При ее приближении я низко поклонилась, однако рани уделила мне не больше внимания, чем другим дургаваси. Теперь в ее спальню допускались Кахини и Каши. Каши выбрали потому, что в своей семье она помогала воспитывать семь младших братьев и сестер.
В последний день января всех дургаваси пригласили в покои рани поглядеть на раджкумара.
– Клянусь, у него нос отца, – сказала Моти.
– А волосы – рани, – прибавила Хеера.
Мы смотрели на Каши. Она уже неоднократно видела раджкумара.
– Никогда прежде не видела более прекрасное дитя, – восторженно заявила она нам. – На его зачатие потребовалось девять лет. Отрадно, что боги благословили супружескую чету.
Кахини издала гортанный звук.
– Думаешь, она забеременела благодаря молитве?
– Кахини! Раджа – твой двоюродный брат! – рассердилась Хеера.
– От этого правда не перестает быть правдой, – возразила Кахини.
– Ну, лично мне все равно, что она пришла к супругу в мундире английского генерала, – заявила Моти. – Главное – у Джханси появился наследник престола.
Пока мы шли к покоям рани, я шепотом поинтересовалась у Джхалкари, с какой стати рани приходила к радже, переодевшись мужчиной. Она посмотрела на меня так, будто я поинтересовалась, почему люди не могут жить без воздуха.
– Разве ты до сих пор не поняла, Сита? Раджа испытывает страсть по отношению к мужчинам.
Мысль эта обескуражила меня. Прежде я о таком не слышала. Неужели всем, кроме меня, это известно?
– Ее Высочество готовы! – возвестила Сундари.
Рани похорошела еще больше. Одетая в ангаркху золотисто-кремовых тонов, с роскошными длинными волосами, волнами спадающими на плечи, и посверкивающим жемчужным ожерельем на шее, подаренным ей Гангадаром, она выглядела великолепно.
– Мои дургаваси! – воскликнула она, радуясь нашему приходу.
Мы обступили красно-золотистую плетеную детскую люльку. Раджкумара плотно запеленали. Видно было лишь личико младенца. У него были густые черные волосики и тонкий нос. Да, младенец был премиленьким. Каши сказала правду.
– Смотрите… он открыл глазки! – восторженно произнесла Хеера.
Мы все подались вперед, чтобы получше разглядеть малыша.
– Он не различает тех, кто стоит далеко, но, если приблизить к нему свое лицо, Дамодар вас увидит, – сказала рани.
– Не все сразу, – предупредила Каши. – Он может растеряться.
Мы выстроились в очередь и одна за другой подходили к люльке. Сейчас мы, индуисты, не так сильно верим в предначертание судьбы, которое зовется у нас кармой, но тогда, заглянув в люльку, я увидела, что Дамодар Рао улыбается мне. Вы, наверное, решите, что я все это придумала. Младенцы нечасто улыбаются в ответ даже собственным матерям, по крайней мере, пока им не исполнится шесть недель, но что было, то было.
– Вы это видели! – воскликнула рани, переводя взгляд на других дургаваси. – Он улыбнулся Сите!
– Возможно, он по ошибке принял ее за бханда, – предположила Кахини.
«Бханд» в переводе значит «шут».
– Прекрати, – одернула ее госпожа, а мне сказала: – Ты первая, кому он улыбнулся в ответ.
Рани задержала на мне пристальный взгляд, словно хотела разгадать мою тайну. Вот только меня случившееся изумило не в меньшей степени, чем рани. Я ничего такого, чего не делали другие дургаваси, не сделала. Возможно, в моей прошлой жизни что-то послужило причиной выпавшей на мою долю удачи.
– Со временем я хочу, чтобы Дамодар понимал по-английски, – сказала она мне. – Будешь приходить по вечерам с ним разговаривать?
– Это будет большая честь для меня, Ваше Высочество, – быстро ответила я.
– Когда другие дургаваси уйдут, останься.
Женщины пробыли в покоях рани еще час. Они ворковали с раджкумаром и болтали с рани… А потом Сундари объявила, что все, за исключением меня, должны вернуться в зал.
– Я с удовольствием останусь, если такова будет ваша воля, – тотчас же произнесла Кахини.
– Не думаю, что в этом есть необходимость. Уверена, что раджа вскоре за тобой пришлет. Я слышала, он ставит очередную пьесу, – заявила рани.
– «Свадьбу Ситы», – подтвердила Кахини. – Ее будут играть перед раджей Сангли. Ее написал Вишнудас Бхаве
[87]. Гангадар нанял его, чтобы он написал что-нибудь новенькое и поставил пьесу в Джханси. Гангадар платит вдвое больше того, что платили ему в Сангли. Такие таланты, как Вишнудас Бхаве, на меньшее не соглашаются.
