И это, по мнению Маттеры, должно кардинально изменить подходы их команды к поиску «Золотого руна». В течение девяти месяцев они искали место, которое идеально подходило бы для кренгования. Теперь же они будут искать место, которое идеально подходило бы для пиратского корабля в качестве места сражения, – участок суши, на котором Баннистер разместил своих людей с пушками и мушкетами и приготовился дать такой бой, слава о котором потом гремела бы в веках.
Чаттертон согласился с предположениями Маттеры.
«Баннистер верил в самого себя и в своих людей, – сказал Чаттертон. – Он не драпал от кораблей военно-морского флота – он ждал их. Если мы найдем поле боя Баннистера, где-то поблизости мы найдем и его корабль».
Они разложили вчетвером на столе карту залива Самана, но никто из них не смог сразу же показать на какой-нибудь участок, на котором они еще не занимались бы поисками. Однако это ведь была всего лишь бумага. Вооруженные новым видением проблемы, они решили, что снова сядут в свою лодку и осмотрят берега.
Когда они вышли из ресторана, Хейко Кречмер отозвал Маттеру в сторону и сказал ему, как сильно взволновала его эта пиратская история. В возрасте восемнадцати лет он, рискуя жизнью, убежал из Восточной Германии: сначала заскочил на поезд, едущий в Чехословакию, а затем спрятался на поезде, направляющемся оттуда в Западную Германию. После этого, скорей всего, уже никогда не привелось бы увидеть родных ему людей, и поступил он так исключительно из стремления быть свободным и желания увидеть мир.
«В те дни, – сказал Кречмер, – я мечтал о демократии».
В течение следующей недели Чаттертон и Маттера прочесывали берега залива Самана. Они нашли несколько мест, подходящих для сражения, но ни одно из них не было достаточно хорошим для того, чтобы вдохновить пиратов на историческую вооруженную схватку с двумя боевыми кораблями английского королевского военно-морского флота.
В конце недели Гарсиа-Алеконт опять устроил вечеринку на своей вилле. Чаттертон пришел на нее одним из первых, держа в каждой руке по бутылке вина. Он не намеревался здесь долго задерживаться, поскольку они с Маттерой договорились начать поиски в бухте на следующее утро в пять тридцать, но не стал возражать, когда жена Гарсиа-Алеконта позвала его и стала знакомить с гостями. В течение нескольких часов он рассказывал о нырянии на морскую глубину и вспоминал о своих приключениях под водой. Когда он, посмеиваясь, описывал кульминационные моменты, ему казалось, что все это произошло уже очень-очень давно.
Когда вечеринка наконец-то подошла к концу, Чаттертон взял еще один – уже последний – бокал вина и, выйдя на веранду, при ярком свете луны стал смотреть на другой берег пролива. К нему подошел Маттера.
– Что мы упускаем? – спросил Чаттертон.
Маттера не смог ничего ответить. Он просто молча смотрел на воду. Затем он поставил на стол свой бокал с вином.
– Садись в лодку, – наконец сказал Маттера. – И прихвати с собой Виктора.
– Сейчас два часа ночи… – покачал головой Чаттертон.
– Нам нужно туда съездить. Сейчас.
Через двадцать минут они уже сидели втроем в «Зодиаке» и двигались через пролив к маленькому острову Кайо-Вихия, находящемуся всего лишь в шестистах ярдах от виллы. Маттера заглушил двигатель и остановил лодку на песчаной отмели напротив возвышения на северном краю острова.
– Черт побери… – ругнулся Чаттертон.
Все трое встали в лодке и осмотрелись. В какую бы сторону они ни смотрели, было видно, что здесь их лодка скрыта от окружающего мира.
– Если бы я был пиратом и искал бы место для кренгования, то я выбрал бы вот это место, – сказал Гарсиа-Алеконт.
– И если бы я собирался устроить историческое сражение, я сделал бы это вот здесь, – сказал Чаттертон.
Они втроем осмотрели остров. Он простирался с востока на запад ярдов на пятьсот, не больше, а с севера на юг – ярдов на сто. Однако глубина моря возле него была довольно большой – около двадцати пяти футов, – причем почти до самой линии берега. Его восточная оконечность вздымалась высоко над водой, и на ней можно было спрятать в густой растительности пушки и стрелять потом из этого укрытия по противнику. Кроме того, остров находился менее чем в полумиле от большого острова, на котором можно было разжиться питьевой водой.
Маттера невольно рассмеялся. Они с Чаттертоном в течение последних нескольких месяцев чуть ли не ежедневно смотрели на этот остров с виллы, но им даже и в голову не пришло, что такое большое парусное судно, как «Золотое руно», смогло бы к нему подплыть. Однако если встать на самом острове, становится ясно, что даже и большое судно сможет это сделать, если им будет управлять человек смелый и хладнокровный. Малейшая ошибка или внезапный накат волны – и большое парусное судно может сесть здесь на мель.
Маттера начал делать какие-то записи в своем блокноте с кожаной обложкой, но Чаттертон удержал его руку.
– Заводи двигатель, – сказал он. – Нам пора ехать.
Маттера завел двигатель. Чаттертон, ухватившись за румпель, направил «Зодиак» в точку, находящуюся примерно в 125 ярдах от северо-восточной оконечности острова.
– Ребята, – торжественно сказал Чаттертон, – мы сейчас находимся над обломками так называемого «сахарного судна».
Чаттертон имел в виду участок морского дна с какими-то корабельными обломками, на котором в середине 1980-х годов поработал в течение нескольких дней Карл Фисмер. Он узнал о нем от одного охотника за сокровищами из Доминиканской Республики, семья которого владела землями в Самане на протяжении столетий. Когда Физз погрузился здесь на дно, он нашел сахарницу – изящной формы и хорошо сохранившуюся, – которая, по-видимому, была изготовлена в конце семнадцатого века. Отсюда и появилось название «сахарное судно». Физз показалось, что эта сахарница и прочие обломки, валявшиеся вокруг нее в радиусе сотни ярдов, относятся к какому-то затонувшему торговому судну, и поскольку он, Физз, искал в то время галеоны, перевозившие сокровища, он решил, что займется этим затонувшим судном когда-нибудь потом. Физз так и не вернулся сюда до того момента, как истек срок действия его лицензии, но сюда явился Боуден. Он исследовал данные обломки и нашел изделия из делфтского фарфора, пистолет, пушечные ядра, бутылочки с какими-то медикаментами, топоры и несколько изготовленных вручную винных бутылок в форме луковицы. Чаттертон и Маттера видели эти артефакты в лаборатории Национального управления подводного культурного наследия в Санто-Доминго: они лежали там в углу помещения и явно уступали по своей ценности некоторым другим более известным находкам Боудена. Тем не менее Чаттертону и Маттере они запомнились. Все они датировались концом семнадцатого века. Ни один из них не был изготовлен уже после 1686 года – того самого года, в который Баннистер дал бой кораблям английского королевского военно-морского флота.
– Ребята, – сказал Чаттертон, – а может, «сахарное судно» – это и есть «Золотое руно»?
