– Что случилось? – шепнул он, заметив, что она дрожит.
– Я боюсь.
– Все будет хорошо. Дойл взял деньги и выполнит свою часть уговора, чтобы избежать позора. Полчаса назад он вызвал Дункана к себе в кабинет. Я наблюдал за этим из укромного места. Не беспокойся, Лиззи.
– Я смогу вздохнуть спокойно, только когда мы выйдем из бухты.
– Это произойдет уже совсем скоро. Но не забывай о главном: здесь остаток твоего золота.
Уильям снял с пояса два мешка, которые стали чуть легче, чем несколько дней назад, и перебросил их через забор. Часть золота перекочевала в карманы губернатора и Клер Дюбуа. И еще немного оставил себе Уильям. Элизабет настояла на этом, потому что знала: после несчастий прошлого года ему живется несладко. Сначала Уильям протестовал, но потом в нем заговорил деловой человек. Он признал, что эта ссуда не простая любезность, а необходимая экономическая мера. Управление поместьем Рейнбоу-фоллз, которое Уильям принял от Элизабет, требовало немалых денежных вложений, пока урожаи не принесут доход.
Женщина с мольбой взглянула на него:
– Уильям, Жемчужина должна остаться на острове. Это ужасно, но иначе никак нельзя. Ты можешь взять ее к себе в Саммер-хилл?
– Конечно. Я буду хорошо о ней заботиться.
– Она не привыкла к шпорам, и кнут я никогда не использовала.
– Я буду обращаться с ней бережно.
– В этом я не сомневаюсь. Ты иначе не можешь. Ведь ты сама доброта и кротость. Я не знаю, чем заслужила твою заботу.
Элизабет сглотнула, стараясь не заплакать; слезы вот-вот готовы были покатиться по ее щекам.
– Лиззи, только не плачь! Все будет хорошо!
Уильям смущенно привлек женщину к себе.
Она всхлипывала на его груди, а он осторожно прижимал ее к себе и гладил по волосам, словно расстроенного ребенка. Несмотря на выпирающий живот, Элизабет казалась в его объятьях такой маленькой, хрупкой, невесомой, словно лист на ветру. Ее сила вдруг испарилась в мгновение ока. Все время она была хозяйкой положения. Люди думали: ничто не в состоянии ее потрясти. Элизабет спокойно и осмотрительно воплощала свои планы в жизнь. Она следила за погрузкой и заботилась о том, чтобы никто не поднял шума. Несколько часов назад она успокаивала Фелисити, убеждала Анну и помогала Деирдре упаковывать оставшиеся пожитки.
Незадолго до полуночи Джон Иверс в стороне от мола забрал на лодке Фелисити, Анну, Джонни, Деирдре и пастора Эдмонда и перевез их на корабль. Он вот-вот отплывет от «Элизы», чтобы на этот раз переправить на борт Элизабет и Дункана. Все было подготовлено. Не было лишь самого Дункана. Но сейчас, когда для удачного осуществления замысла оставалась самая малость, парализующий страх вдруг лишил Элизабет сил. Она больше не могла думать, лишь безутешно всхлипывала.
– Ничего не бойся! Что бы ни случилось, ты можешь на меня рассчитывать. Я никогда не оставлю тебя в беде. Я готов отдать за тебя жизнь и убить любого, кто осмелится тебе угрожать.
– Лучше уж я этим займусь, – послышался голос из темноты у них за спинами.
К ним вышел Дункан, завернутый в темный плащ; его лицо скрывали низкие поля шляпы.
Элизабет вскрикнула, прикрыв рот рукой, и высвободилась из объятий Уильяма. В два шага она очутилась рядом с Дунканом и обняла его. Женщина все еще всхлипывала, но на этот раз от счастья.
– Ты свободен, – повторяла она снова и снова. – Ты свободен!
– Так давайте позаботимся о том, чтобы я таким и оставался.
Дункан расцеловал жену в обе щеки, а потом прильнул к ее губам. Наконец он повернулся к Уильяму:
– Спасибо, старый друг. Я перед тобой в неоплатном долгу.
Уильям едва заметно кивнул. Он немного смущенно посмотрел на них и облегченно вздохнул. Ему было очень неловко, что Дункан увидел, как он обнимал Элизабет, хоть Хайнес и не обратил на это абсолютно никакого внимания.
– Итак, нам нужно отправляться.
Дункан повесил на плечи мешки с золотом и обнял Элизабет за талию, а потом еще раз повернулся к Уильяму:
– Может, еще увидимся. Где-нибудь, когда-нибудь…
– Если так будет угодно судьбе. А пока присматривай как следует за моей сестрой.
– Непременно.
Дункан замялся:
– А если… мне доведется… Я хочу сказать, если по каким-либо причинам я отправлюсь к дьяволу, тогда ты… В общем, чтобы Лиззи и дети…
Он осекся и не смог договорить, но Уильям все понял.
– Я отдам за них все, что имею, даже жизнь, – просто ответил он. – Если вам что-нибудь понадобится, я к вашим услугам. Даю слово чести.
– Прощай, Уильям, – тихо произнесла Элизабет. – И спасибо за все.
– Прощай, Лиззи. Я тебя никогда не забуду.
От боли расставания у Элизабет перехватило дыхание. Она хотела бы в последний раз взять Уильяма за руку, взглянуть в его лицо, чтобы лучше его запомнить. Но на это не оставалось времени. Дункан увлек Элизабет за собой.
Только когда они добрались до конца причала, женщина оглянулась через плечо. Уильям неподвижно стоял рядом с Жемчужиной. Они были едва различимы. Спустя несколько мгновений их поглотила тьма.
Пока они спешили к лодке сквозь ночь, Дункан говорил мало. Элизабет запыхалась от быстрой ходьбы. Она спотыкалась, потому что было темно и потому что живот мешал ей видеть, куда она ступает. Дункан все время поддерживал жену, тусклым светильником озаряя, насколько это было возможно, узкую протоптанную дорожку. Они обогнули портовый квартал и шли, стараясь держаться подальше от переулков. На краю бухты за покосившимися складами их ждал Джон Иверс с лодкой. Он вытащил ее на берег и взгромоздился на валун.
– Как раз вовремя, – проворчал Джон.
Дункан помог Элизабет забраться в лодку, а потом они вместе с Джоном столкнули лодку в воду и запрыгнули в нее. Джон сразу же сел на весла, а Дункан держал светильник, прикрывая его, чтобы в порту их никто не заметил.
– Ты уже привязал к «Элизе» буксир? – спросил Дункан.
– Так точно, все сделано, – заверил его Джон. – Люди уже сидят в шлюпке.
Его худое, испещренное морщинами лицо в отблесках светильника казалось вытесанным из камня. Крепкие плечи и руки двигались с точностью часового механизма. Огни мачтовых фонарей на кораблях, бросивших якорь в гавани, остались позади. Дункан, Элизабет и Джон выходили в ночное море.
Ветер крепчал и гнал на нос лодки пенные волны. Она то ныряла, то поднималась, окутанная пеленой брызг. Скоро все промокли до нитки. Когда же они наконец увидели перед собой «Элизу», Элизабет застонала от облегчения. Ей уже некоторое время казалось, что корабль отнесло течением и Джон направил лодку мимо него, далеко в открытое море. Женщина прижала под накидкой обе руки к пояснице, где болело больше всего. Эти приступы длились дольше, чем предыдущие. Элизабет напряглась. Бушующий ветер заглушал ее мучительные стоны.
