Вот о чем она спрашивает себя, пытаясь придумать, как выйти из этой ужасной и абсурдной ситуации, но в голову ничего не приходит – все ее ресурсы на нуле. Это не то, что можно просто взять и вычеркнуть, как хотела сделать ее мать и все, кто последовал ее примеру. Это то, что есть – теперь это внутри нее и давит на нее ужасным бременем. Она не может притвориться, что этой правды, свалившейся на нее невесть откуда, не существует.
Бьянка берет телефон из своей полотняной сумки. В нем – пропущенный звонок от Маттиа. Но она не хочет его слышать, не теперь. Сейчас ей хочется только уехать с острова. Но куда? Она начинает искать рейсы в самые безумные места. Достаточно просто взойти на первый паром – только что это изменит? Оттого что она уедет, неудобная правда никуда не исчезнет. Новый побег ни к чему не приведет. К тому же она никогда не считала себя великой путешественницей и перекати-полем.
На дисплее телефона высвечивается 21:32. Пора в клуб, работать. Да к черту эту работу, и танцы, и музыку! Плевать на все на свете. Ей хочется лишь исчезнуть, забыться в этой нестерпимой боли, которая лишила ее всех прочих желаний.
Ночь – плотная и неподвижная, море как бескрайнее полотно из нефти, луна враждебна.
Бьянка прислоняется спиной и головой к белой стене церкви. Закрывает глаза и чувствует, как все вокруг постепенно начинает гаснуть.
Сара
Моя маленькая Бьянка, думаешь, я не понимаю твоего смятения? Ты имеешь полное право, более того, должна бы меня ненавидеть.
Нужно пройти через эту злость, чтобы дойти до настоящего понимания. И хотя сейчас ты меня презираешь, моя любовь к тебе не уменьшится. Я буду все так же приглядывать за тобой с небес и постараюсь, чтобы мой голос достиг тебя – ты почувствуешь его, как лепесток, гонимый ветром.
Выслушай меня, если можешь, потому что я хочу рассказать тебе о дне своей свадьбы.
21 октября 1978 года. Суббота.
Я проснулась на рассвете, сердце мое разрывалось. Той ночью я не сомкнула глаз. Все должно было казаться естественным, но я не была готова это принять. Через несколько часов мне предстояло стать женой человека, которого еще не любила и которого мне навязали, чтобы скрыть ту неприятную историю, в которую я вляпалась. Перед лицом всего мира он стал бы отцом ребенка, которого я носила во чреве.
Я была беременна уже четыре месяца, и живот мой был виден под белым платьем в цветочек. Мальчик это будет или девочка? Мне казалось, будто вижу розовое облако, обволакивающее сердце.
«Будет девочка», – шепнула я Амалии, сидевшей рядом со мной у зеркала. Она приложила ухо к моему животу и прислушалась.
«Я тоже так думаю», – согласилась она, одарив меня улыбкой, полной доверия.
Амалия приехала в Италию специально на мою свадьбу. Это была последняя наша встреча, последний шанс побыть вместе для двух подруг, объединенных большой надеждой и большой тайной. Потому что даже в беде она помогала мне видеть свет.
Накануне вечером она сама составила список приданого, который я должна была забрать с собой в новый дом. Шестнадцать двуспальных простыней, сорок наволочек, шесть ночных сорочек, двадцать махровых полотенец… Поверь, родная, я все отдала бы, чтобы отказаться от этого комфорта в обмен на свободу, которую познала на Ибице. Я была не готова к замужеству, но должна была попытаться защитить маленькое существо во мне. Ты, Бьянка, была плодом искренней любви, слишком искренней, чтобы окружающие ее поняли.
До церемонии оставался час – она была назначена на одиннадцать в приходской церкви Бассано. Амалия помогла мне надеть белые чулки и застегнула молнию платья на спине. Затем, усадив меня в креслице, принялась возиться с гребешками и шпильками, чтобы завершить прическу – накануне вечером мы накрутили волосы на бигуди.
Твои бабушка с дедушкой были внизу, в гостиной, развлекали родственников и друзей – так было заведено перед церемонией. Для них весть о моей беременности стала ударом в самое сердце. Твой дедушка Этторе – ты его застала и наверняка помнишь его шутки – целую неделю со мной не разговаривал, отгородился от меня непроницаемой стеной. Я думала, что он откажется даже вести меня к алтарю (на этот случай я договорилась со своим другом Пьетро, единственным, кто по-настоящему понял меня), но в конце концов отец, который был хоть и суровым, но очень умным человеком, в то утро оделся как подобает и пришел ко мне, чтобы сказать, что я могу на него расчитывать.
Уверена, к этому внезапному решению приложила руку бабушка Аделе: она была совсем из другого теста, как и мы, и сердце ее было мягче и способно забыть обиду.
Пока Амалия колдовала над моими волосами, я сжимала в руке кулон, который подарил мне Дэвид, – тот, что ты постоянно носишь на шее. Как знать, с кем он был в тот момент и где… Может, он и вовсе уже и думать обо мне забыл. В ту ночь и все последующие дни он был таким нежным. Его объятия были так легки и глубоки, они согревали, давали живительную силу, проникали в самое сердце. Никогда никто не обнимал меня так, как Дэвид. Но – довольно. Даже думать об этом было ошибкой. Его никогда не существовало, – повторяла я про себя. Снаружи тебя ждет другой мужчина, он любит тебя и пошел даже на этот компромисс, чтобы быть рядом с тобой… Именно так, твой отец, Раньеро, и глазом не моргнул, когда я сообщила ему, что беременна и попросила разделить со мной мою судьбу. В то утро он как раз завершил работы в нашем новом доме. Я выпустила кулон, подаренный Дэвидом, и уже готова была его снять, но Амалия меня остановила.
«Ничего плохого не случится, если ты его оставишь. Мы спрячем его под платьем, и никто не увидит, а ты будешь чувствовать его кожей».
Она поправила воротник платья, чтобы скрыть этот наш секрет, и надела на голову венок из цветов, к которому я потом прикрепила фату.
Снаружи я была готова. Но внутри – ни капельки. Проигрыватель в комнате крутил пластинку «Битлз», началась «Let it Be». Я подошла к окну, выходившему на дорогу. На улице собралась толпа людей в предвкушении праздника, стояла «Ланча Фульвия», отполированная до блеска и украшенная белыми бантами. Все – ради меня и ради моего будущего. По щеке моей скатилась слезинка.
Let it be, Сара. Да будет так. Пусть будет так. There will be an answer, let it be
[106]. Все будет хорошо. Все правильно. Амалия держала меня за руку, а другой держала подол платья, помогая мне спуститься по лестнице. Слеза на моей щеке постепенно высохла, уступая место свету. Я улыбнулась. И знала, что Раньеро, твой отец, любил меня всей душой, а со временем и я научусь его любить. Любви можно научиться – это я поняла только со временем.
Он вынимает из ведерка со льдом бутылку «Вдовы Клико» и разливает шампанское по бокалам. Бокалы, звеня, соприкасаются. Он и она одновременно делают глоток. Глаза их блестят, они улыбаются в ярком свете факелов. Они сидят за столиком на террасе отеля «Корсо». Перед ними – милая бухта Марина Ботафош; чуть поодаль – светящийся огнями холм Дальт-Вила, на вершине которого взметнулся ввысь шпиль часовни собора; вдалеке, среди морских волн, – огни Форментеры. Из бассейна внизу доносится глубокий ритм басов, усиливающийся благодаря акустике; от других столиков долетают голоса, смех, чьи-то взгляды встречаются в глубине комнаты.
