Рена проснулась в промокшем насквозь мире. Дождь смял за ночь высокую траву и наполнил ручьи. Девушка выскользнула из дома и вдохнула холодный, чистый воздух.
Она собиралась сразу же вернуться внутрь, но что-то поманило ее к мосту. Таким ясным утром страхи минувшей ночи казались абсурдными.
Рена остановилась на мосту, глядя на бегущую воду и наслаждаясь красотой дня. Конечно, она не видела никакого Уингейта при свете молнии. Он был всего лишь человеком, и, как с любым человеком, с ним можно бороться.
Девушка так погрузилась в эти размышления, что не слышала звука приближающихся шагов, но что-то в самой тишине заставило ее оглянуться.
И она увидела его.
Он стоял всего в нескольких шагах, молча наблюдая за ней.
Потрясение было ужасным. Как будто явился злой дух. Рена понятия не имела, долго ли он простоял так, пронзая ее холодным, безжизненным взглядом.
— Доброе утро, — сказала она, стараясь унять дрожь в голосе.
Уингейт не стал отягощать себя любезностями.
— Вы очень умная женщина, — проскрежетал он. — Умнее, чем я решил поначалу. Лишь истинно тонкий ум может сыграть идиота так хорошо, как это сделали вы.
— Вы льстите мне, сударь. Уверяю вас, это была вовсе не игра.
— Не тратьте мое время на эту чепуху, — огрызнулся Уингейт. — Мы оба знаем, в чем суть дела.
— В таком случае, у вас есть надо мной преимущество.
Уингейт нетерпеливо вздохнул.
— Я придерживался лучшего мнения о вашей сообразительности.
— Не желаете пройти в дом? Я доложу его светлости…
— Стойте на месте. Я пришел к вам. Прогуляйтесь со мной.
Он сошел с моста и зашагал по заросшей тропинке к деревьям. Рена последовала за ним.
— Я думала, вы вернулись в Лондон, — рискнула заговорить девушка.
— Я остановился на ночь в местной гостинице, — лаконично ответил Уингейт. — Нужно кое-что обсудить.
— Тогда позвольте, я позову графа…
— Не с ним, с вами, — перебил он. — Просто дождитесь, когда я буду готов.
Внезапно он остановился, повернулся и посмотрел на дом. Они уже отошли от него на некоторое расстояние и могли ясно видеть все строение, включая башню, не очень гармонично, но величественно возвышавшуюся в центре.
— Человек, который строил этот дом, знал, что делал, когда возводил башню, — отрывисто произнес Уингейт.
— Башня изначально не входила в ансамбль, — заметила Рена. — Ее достроили век спустя при седьмом графе.
— Значит, он знал, что делал. Можно забраться на вершину и быть властителем всего, что видишь. Для этого и нужны башни. Но она должна быть выше. Гораздо выше.
— Она и так слишком велика для дома, — возразила Рена.
— Она должна быть выше, — упрямо повторил Уингейт.
У девушки появилось недоброе предчувствие. Вчера они выпроводили этого человека, а теперь он снова здесь как ни в чем не бывало. Воспринял ли вообще его разум, что Джон ему отказал? Рена начинала думать, что нет.
Взгляд Уингейта все еще был прикован к башне. Он заговорил с Реной, не глядя на нее.
— Проблема с моей дочерью состоит в том, что ее никогда не интересуют мужчины, которыми я хочу ее заинтересовать.
— Может быть, это оттого, что нельзя выбирать за других, — ответила Рена. — Это личное дело, и я считаю, что глупо было бы с ее стороны выйти замуж, если она не влюблена в этого человека.
Голос девушки сам собой смягчился на последних словах. Она замечталась, но гневный голос Уингейта вернул ее к действительности:
— Матильда полюбит и выйдет замуж за мужчину, которого я для нее определю. Разве способна женщина сделать правильный выбор, если ее отец настолько богат, как я? Разумеется, мужчины захотят жениться на ней: они знают, что мои кошельки набиты золотом. Но меня не проведешь.
— В таком случае мне кажется, что ваши деньги — это ее беда, — тихо ответила Рена.
— Вздор! Не порите этой слезливой чуши. Я знаю, что сделает ее по-настоящему счастливой не на короткое время, а на всю жизнь. Поэтому она должна научиться повиноваться мне.
— Вам нет дела до ее счастья, вы волнуетесь лишь о собственном, — сказала Рена. — Вы думаете только о том, как сделаться больше и важнее, чем вы есть на самом деле.
— Что вы сказали?
Терпение девушки начинало лопаться.
— Вы прекрасно слышали, что я сказала. Любовь идет из сердца, и только Господь может ее даровать.
Уингейт наконец оторвал взгляд от дома и посмотрел на девушку.
— Вы говорите серьезно? — спросил он. — Хотите сказать, что любовь — это нечто религиозное?
— Разумеется, — ответила Рена. — Люди ищут любовь, надеясь, что, не сумев найти ее в этой жизни, обретут в мире ином.
— Глупости! Брак — вот предназначение женщин, а также произведение на свет детей, которые понесут дальше имя и статус своего отца.
— Это вы так думаете, — парировала Рена. — Я же верю, что любовь исходит от Бога. Когда мы влюбляемся — это свято и не должно вытесняться деньгами, каким-то влиянием или чем-либо другим, что важно в нашем мире.
Уингейт уставился на нее, как будто не верил своим ушам.
— Похоже, вы действительно верите во все это.
— Всей душой!
Он издал какой-то хрюкающий звук, который следовало принять за смех.
— Что же, возможно вам так кажется. Но вы запоете по-другому, когда услышите, что я пришел сказать.
— Мистер Уингейт, меня не интересует ничего из того, что вы можете сказать.
— Всех интересуют деньги, миссис Колуэлл. Или следует говорить мисс Колуэлл?
Если он надеялся смутить Рену, то его ожидало разочарование. К его изумлению, девушка рассмеялась.
— Мисс будет правильно. Мой отец до недавнего времени был здесь священником, а теперь я экономка лорда Лэнсдейла. Он нафантазировал для меня мужа, чтобы вы не подумали того, что как раз и подумали.
— Вы очень откровенны.
— А меня ни капельки не волнует, что вы обо мне думаете, мистер Уингейт.
Рене с трудом верилось, что это она произнесла такие слова. Неужели она действительно является той холодной, уравновешенной особой, которая сейчас бросает вызов этому неприятному человеку и отказывается позволить ему вогнать себя в краску?
И он пошел на попятную, сделав вид, будто не услышал ее последней фразы.
— Значит, ваш отец был священником. Они всегда думают, что Бог появится в последний момент и сделает за них то, что они сами должны были сделать давным-давно. Но люди, которые хотят денег, должны бороться за них.
