Хотя она, может быть, совсем не хочет, чтобы он видел ее такой.
Сара подсунула руку под подушку, и ему захотелось потереться подбородком о бледную внутреннюю сторону ее руки, сводя ее с ума. Он протянул руку, чтобы держать Сару за запястье во время этой чувственной пытки, но она достала из-под подушки один пакетик и вложила ему в руку.
Он был потрясен. О, этот жест означал «да». Но…
– Чуть погодя, – пробормотал он и положил пакетик на одеяло. Саре все еще было холодно. И возможно, у него случился припадок мазохизма, потому что он был не против окончательно потерять рассудок. Много долгих месяцев он сходил с ума от желания; но сейчас, когда удовлетворение голода было уже близко, он сможет сдерживаться еще каких-то двадцать минут, за которые заставит ее выгибаться от страсти.
Она опять вдавила пакетик в его ладонь.
– Знаю, Сара. – Неужели она думает, что он просто накинется на нее как поглощенный собой придурок? – Я о нем не забуду.
Интересно, с какой стати у нее может появиться мысль, что он поглощенный собой придурок? Но призрак раздражения растаял, и Патрик подумал: «Конечно, ей есть о чем беспокоиться, и она должна быть уверена, что я не забуду».
Он положил ладонь ей на щеку, и его накрыла волна нежности.
– Все в порядке, Sarabelle. Я не забуду. Доверяй мне хоть немного. Я буду заботиться о тебе.
«Разве я все это время не заботился о тебе, Сара? Каждую минуту каждого дня?»
Ее глаза распахнулись, и их взгляды встретились. Ее тело под ним на мгновение замерло, потом она вздрогнула и на долю секунды укрыла лицо – это был лишь намек на прикосновение – в его руке, закрыв глаза.
Он обвел пальцами ее скулу и прекрасные губы, потом погладил еще влажные волосы, затем подоткнул полотенца, чтобы ее плечам было теплее, скатился с нее и поцеловал гордый сосок. У нее была маленькая грудь, и от этого он тоже был в восторге.
И еще его приводило в восторг то, как ее руки скользили по его волосам и осторожно двигались по плечам. Не то чтобы нерешительно, но и не слишком уверенно.
– Со мной ты ничего не можешь сделать неправильно, – прошептал он, обращаясь к ее груди. – Можно, конечно, и лучше, но никак не может быть чего-то неправильного в том, как ты прикасаешься ко мне.
Она не верила ему. Конечно, не верила. Это было так на нее похоже. Но когда она погладила мощные мышцы его спины, ее прикосновение показалось ему чуть более твердым, хотя и осторожным.
Ему внезапно захотелось нарушить свои жизненные правила и попросить ее прикасаться к нему еще и еще, целовать его. Он чуть было не открыл ей, что именно ему нравится и как отчаянно он этого хочет, и был уже готов поверить, что она не будет сдерживать себя только для того, чтобы управлять им. Это было дикое, неожиданное побуждение, но он ему не поддался.
Она и так уже покорила его, и нужно лишиться последних капель рассудка, чтобы дать ей еще больше власти над ним.
Он едва не позволил Саре раскусить его – ведь ее блестящий ум никогда не переставал работать. Если бы она уделяла Патрику столько же внимания, сколько он ей, то, наверное, уже видела бы его насквозь. Но она концентрировалась на своей работе, не отвлекаясь на него, и как бы это ни сводило его с ума, но давало ему хоть какую-то защиту от нее.
Ее руки скользнули по его спине вниз, к последнему позвонку, едва – едва! – не коснувшись ягодиц, и отступили, merde. Патрик прижался к ней бедрами, но ему удалось вернуть себе контроль над собой, и он ни о чем не попросил ее.
Ее руки возвратились и опять застенчиво отступили. Будто он был песочным за́мком, до которого никогда не доходит даже морская пена, не говоря уже о волнах, под чьим натиском башни могут рухнуть. И у Сары была морщинка сосредоточенности между бровями, и эта морщинка возникла только из-за него, а не из-за чертова десерта, который она хотела приготовить идеально. Из-за него!
Патрик просунул руку между ее спиной и матрацем, проводя пальцами вниз по самой середине ее спины.
Она выгнулась в изумленном наслаждении, заставившем ее грудь и тело выглядеть очень соблазнительно. Он сдвинул руку на ее ягодицы, сжал их, показал, какой ласки ждет от нее, и увидел, как все ее тело изогнулось в удовольствии.
Она показалась ему хрупкой, как карточный домик, хотя всегда выглядела стойкой!
Хрупкость Сары приводила его в восхищение, как он хотел, чтоб этот момент длился вечно. Потребность обладать ею, – «просто обладать, ты моя», – нахлынула на него с намерением разрушить его терпение, самоконтроль и непринужденный façade
[63]. Он был очень удобен, когда не хотелось показывать людям, какое большое значение имеют для Патрика некоторые вещи.
Поэтому Патрик улыбнулся Саре и передвинул руку, оказавшуюся теперь между ее бедер. У него появилось желание сорвать истерзанные тесемочки и почувствовать ее изумительно мягкую кожу. «Я хочу, чтобы ты вся становилась такой же изумительно мягкой, когда я вхожу в комнату».
Ему хотелось, чтобы теперь она провела целый день, сходя с ума от возбуждения – ведь последние пять месяцев он проводил так каждый день, потому что она работала в паре столов от него.
Рука скользнула по ней туда, к чему он так много раз хотел прикоснуться. Она положила руки ему на грудь, поддаваясь движениям его руки и стараясь удержать на нем свою морщинку сосредоточенности, свое внимание. Только на нем. И постараться, чтобы у него все получилось совершенно так, как он хочет.
Он хотел сказать ей опять, только в этот раз яснее: ему нравится все, что она с ним делает, но… Но если она захочет управлять им и откажется от всего? И потому он удержал рот на замке и обратил свои мысли к тому, чтобы устроить себе кое-что великолепное, от чего и она тоже получит огромное наслаждение и никогда не захочет расстаться с ним, Патриком.
А Сара выгнулась и свела свои милые черные брови в попытке сконцентрироваться, невзирая на получаемое ею наслаждение, и провела руками по его груди с таким осторожным вниманием, что он начал терять себя, будто распадаясь на мелкие осколки – так рушится сделанная из карамели скульптура, если ее встряхнуть.
– Ты права. – Патрик взял презерватив и откатился от Сары. – Мне надо его надеть.
Она повернулась и приподнялась, опираясь на локоть. Наверное, хочет убедиться, что он все сделает правильно, подумал он со вспышкой иронии, но ее забота только сильнее возбудила его. Все, что она делала, высекало искры его страстного желания. Он так давно потерял голову, что теперь мог только дрожать от возбуждения.
– Дотронешься до меня сначала? – неожиданно попросил он шепотом, держа презерватив в руке. – Только раз. Прежде, чем я… накроюсь.
Он и сам не поверил, что попросил ее о таком. Putain, сейчас будет видно, как много у нее власти над ним и как ужасно он хочет…
