Сколько раз он мог упомянуть об этом? Много. Значит, это важно.
– Он вернулся? Ведь не мог же он звонить с Таити, или где он там? У них сейчас три часа ночи.
– Может, его заставили выпить каву
[123], или что там у них дают пить, и он должен был согласиться, чтобы выжить во время диких местных ритуалов.
Сара бросила на него взгляд, полный безграничного терпения.
Патрик улыбнулся:
– Или он помирился с Саммер, и они… Ну, это будто мой брат ночь напролет занимается любовью, Сара, поэтому я не буду представлять себе всю картину. Он сказал, что собирается открыть свой собственный ресторан на юге Франции, и спросил, не хочу ли я присоединиться к нему.
Сара словно ощутила удар плоским и твердым предметом, как если бы врезалась в стеклянную стену. Вроде бы ничего неожиданного – она видела свое отражение задолго до того, как наткнулась на стекло. Но все равно ударилась!
Значит, исчез последний шанс дать слово ее собственной мечте? Что может быть лучше для Патрика, чем продолжать работать со своим героем, с человеком, которого он любил всю свою подростковую и взрослую жизнь и которому помог поймать три новые звезды? Сара не могла просить его выбрать вместо этого ее мечту. Никак не могла.
Та стеклянная стена, в которую она врезалась, была холодной и твердой. Безжалостной. Несокрушимой.
Что теперь? Стоять, прижав руки к стеклу, и с тоской смотреть, как Патрик удаляется? Или обойти стену?
Сара вздохнула до боли глубоко, и ей стало легче.
– Знаешь, Патрик, тебе удалось окружить себя людьми, которые просят тебя осуществить твою самую большую мечту. И они говорят искренне. Все в твоих руках. Я так горжусь тобой! – Но разве она имеет право гордиться им, будто он принадлежит ей? Возможно, это предстоит выяснить. – И еще тем, что меня видят с тобой.
Его лицо осветилось. Эмоции пробивались наружу, хотя он пытался их скрыть.
– Merde, Сара, я больше никогда не приведу тебя в людное место. Ты опасна. Пойдем, прогуляемся, пока не подали следующее блюдо.
Они вышли на площадку второго этажа и стали смотреть на лежащий под ними Париж.
Сара подумала о ресторане на юге Франции. Сумасшедшее, замечательное приключение! Она могла бы изучить новые приемы работы и узнать, как пахнет лаванда в конце июня.
Почему бы и нет! Она окончила Калифорнийский технологический институт, пережила почти шесть месяцев практики в одной из знаменитейших кондитерских кухонь мира и надела пояс с подвязками. Теперь она может все.
Но хочет ли он, чтобы она это делала?
Она взглянула в его глаза, почти такие же глубокие и бархатно-синие, как ночь, опускающаяся на Париж.
– А чего хочешь ты, Сара?
«Я хочу, чтобы у меня был ты. И еще хочу сохранить саму себя».
– Патрик, ты не можешь строить свою жизнь на основе моей мечты. Ты должен идти за своей.
Да. Уверенность росла в ней, пока она говорила это. Он заслужил возможность хотя бы раз в жизни бросить все силы на достижение своей мечты. И будет это юг Франции или Калтех – она поможет Патрику в любом случае.
«Я люблю тебя. Я хочу видеть и твою мечту, и то, как ты изо всех сил стараешься осуществить ее».
– Но я уже иду за своей мечтой, – сказал Патрик, немного помолчав.
Она нахмурила брови.
– Сара. – Он устало вздохнул. – Ты обладаешь даром видеть меня насквозь и заставлять говорить вслух то, о чем я хочу молчать. Почему же ты не была внимательна, когда я стоял на коленях у твоих ног? Мне надо нанять самолет, чтобы написать об этом на небе большими буквами, которые будут видны всему миру? Но тогда у меня не будет ни единого чертова шанса защитить это от тех, кто хотел бы все разрушить. Ты и есть моя мечта. Понимаешь? Именно поэтому мне так тяжело говорить об этом. Ты для меня самая важная на свете. А все остальное… Да, кое-какие планы, конечно, интересны и забавны. Я мог бы осуществить любой, и жизнь была бы прекрасна… но только если бы ты была со мной. Merde, Сара, я мог бы сбежать с тобой хоть в Непал и открыть небольшую гостиницу, предоставляющую ночлег и завтрак. Мы водили бы альпинистов в горы. И я был бы доволен этим. Но только если бы ты была со мной. Только благодаря тебе кажется, что все мечты легко достижимы. Пока у меня есть ты, стремление к чему-либо похоже на веселую игру. Но я могу расстаться с любой мечтой, если у меня останется та, в которой я и ты вместе.
Ее будто накрыло волной. Сара не могла ни дышать, ни думать. Вода бросала ее из стороны в сторону, Сара находилась в ее необоримой власти.
В его невероятной, потрясающей, неправдоподобной власти.
– Я всегда представляла тебя на Гавайях, – сказала она, стараясь дышать ровно.
О, ради бога, она же использует его приемы – немного юмора, чтобы дать себе достаточно эмоционального пространства, выйти из-под его власти, чтобы иметь возможность дышать.
Он лучезарно улыбнулся, отдавая должное ее шутке.
– Видишь, Сара, из нас двоих умная ты. Я и вправду хотел бы заняться серфингом. Уверен, что создан для него.
– Но, Патрик…
– Никаких «но», Сара, не говори «но». Все в моих руках. Я много чего могу сделать, и если это потому, что у меня есть собственные возможности… Что ж, d’accord, très bien, oui
[124]. Ну, кое-что я смогу благодаря тому, что одна прекрасная женщина изъявила готовность помочь мне с учебой. – Он горячо поцеловал ее. – Ты жемчужина. Я не вижу в учебе ничего столь уж сложного. Но что ты сама-то хочешь делать? Мне кажется, тебе еще иногда трудно вести переговоры с людьми, которых ты любишь, и особенно со мной. Я хочу, чтобы у тебя было собственное пространство.
Она очень крепко обняла его.
– Я так сильно люблю тебя, – прошептала она. – Даже не могу выразить, как. От этого мне очень больно.
Он вздохнул, будто собирался что-то сказать.
– Самому не верится, что мне все еще трудно говорить вслух эти слова. – Он застонал. – После всего, что было. Но ты ведь понимаешь, Сара? – Он поцеловал ее в лоб. – Ты понимаешь, что я…
– Патрик. – Она уткнулась лицом ему в шею. – Я думаю, это очевидно.
Он прижал ее к себе. Казалось, пространство вокруг них принадлежит только им двоим, а переполненная людьми площадка второго этажа и сверкающая перспектива Парижа куда-то исчезли, будто их никогда и не было.
– Так чего же хочешь ты, Сара?
