Когда Кевин сообщил Джилли о своих намерениях пополнить домашние погреба ликерами из Лондона, от Байглоу, она беспечно проговорилась:
— Но зачем? Лучший бренди здесь… — и испуганно прикрыла рот ладонью.
Кевину не требовалось, чтобы она закончила фразу. Он знал, что бренди здесь действительно замечательный, потому что это французский бренди.
Он был убежден, что именно от этого берега безлунными ночами отчаливают суда контрабандистов, и, хотя не одобрял торговли с врагом, надеялся, что она способствует повышению благосостояния его арендаторов.
Спешившись и привязав лошадь к ближайшему кусту, он поднялся на вершину холма, откуда был хорошо виден весь Холл — скопление зданий, доставшихся ему в наследство.
Собственно Холл, как он уже знал, представлял собой огромное здание, выстроенное у подножия холма и на его склоне. Множество пристроек, возведенных прежними владельцами, в конце концов лишило его всякого подобия архитектурного единообразия, так что теперь он мог свидетельствовать лишь о некогда чрезмерном богатстве своих владельцев, их дурном вкусе и полном невежестве в области архитектуры. Это был дом, доведенный до абсурда, такой огромный, что это придавало ему своеобразную привлекательность. Кирпичи побелели от соли, принесенной морскими бризами, и приобрели разнообразные оттенки серебристо-розового — в зависимости от возраста кирпича и времени возведения пристройки.
Большой Холл, предположительно давший имя всей усадьбе, был построен в 1360 г. и представлял собой высокое и длинное здание, от которого под прямыми углами отходили два крыла. Все это было через полвека окружено стенами с башнями. С тех пор, казалось, каждое поколение считало своим долгом пристроить что-нибудь к дому, дабы расширить его до пределов стен (которые со временем разрушались), и в конце концов башни стали частью здания.
Кевин видел, как солнце отражается в окнах всех форм и размеров, выходящих на длинную, изогнутую подъездную аллею, проложенную по когда-то ухоженной лужайке с большим заросшим прудом посредине, здесь росли водяные лилии и возвышался сломанный фонтан со статуей неизвестного греческого бога. Во все стороны от пруда расходились заросшие сорняками дорожки, обсаженные розовыми кустами. Дом был окружен полуразрушенными террасами, когда-то засаженными газоном, камни на их стенках поросли мохом. Эти гигантские ступени вели к разломанной балюстраде вокруг террасы из плитняка.
Глаза Кевина блуждали по заросшему саду, разбитому за зданием, по которому извивались многочисленные тропинки. В глубине сада, в низине, располагался огромный, запутанный тисовый лабиринт — к нему вела каменная лестница.
Этот лабиринт — результат одного из первых «мозговых штурмов» старого графа — представлял собой точную копию знаменитой «Трои» — лабиринта в Дорсете, который, к несчастью, был разрушен в 1730 г. Изучив эскизы, обнаруженные им, граф сумел полностью скопировать лабиринт. Он представлял собой треугольник площадью два акра, в него вели тринадцать входов, один длинный проход к центру, один короткий — ведущий к заднему входу, расположенному слева, и одиннадцать фальшивых входов. Острых углов в лабиринте не было, все тропинки плавно извивались, а внутри были три полянки, и в центре каждой возвышался маленький храм. Единственное отличие от оригинала состояло в том, что вместо глиняных стен вдоль дорожек были посажены тисы, которые должны были со временем вырасти до высоты человеческого роста. За прошедшие годы они разрослись так, что сделали тропинки практически непроходимыми, так что Кевин даже с высоты своего обзора не мог различить их. Лабиринт превратился в джунгли, служившие убежищем для змей и птиц, гнездившихся в кронах деревьев.
Кевин пристальнее вгляделся в подсобные строения, окружавшие Холл и обеспечивавшие повседневные потребности его обитателей: пекарню, пивоварню, прачечную, конюшню, ледник, оранжерею, псарню, кузницу, лесопильню и, конечно, домик привратника. Возле голубятни виднелся рыбный садок — пруд, где держали рыбу, прежде чем она попадала на кухню. По территории усадьбы были разбросаны также многочисленные храмы с куполообразными крышами, отдельно стоящие дорические колонны, декоративные укрепления, обелиски и псевдопирамиды, возведенные для украшения парка, а в отдалении, в углу парка, — фамильный мавзолей, место упокоения многих поколений Ролингсов. Кевин лихо отсалютовал ему, прежде чем отвернуться.
«Все это, — подумал он, бредя по колено в высокой траве, — когда-то представляло собой впечатляющее зрелище, во всяком случае, претензии явно были именно таковы. Но за последние двадцать лет вследствие небрежения старого графа хозяйство постепенно пришло в упадок».
То же происходило и внутри дома. После того как большинство слуг были отпущены, огромное здание быстро пришло в запустение. В течение двух дней исследуя Холл, Кевин окончательно в этом убедился.
Часовня и театр являли собой зрелище, характерное для всех остальных помещений. Пианино в музыкальной гостиной расстроилось, арфа стояла в углу, лишенная нескольких струн. Два больших салона были открыты всем ветрам — французские окна сломались, и абиссинские ковры были покрыты опавшими листьями.
В скульптурной галерее на втором этаже от одного римского носа и мраморного уха к другому протянулась густая паутина, а зеленое сукно на столе в бильярдной выцвело в том месте, где долгие годы пролежала форма с шарами.
В оранжерее можно было увидеть только трупы высохших растений, а две столовые, в одной из которых происходил свадебный обед, стояли закрытыми около двадцати лет, и длинные столы покрывались пылью.
В Египетской комнате на нижнем этаже царила тишина, как в фараоновой гробнице, а комнаты, предназначенные для проживания няни и гувернантки, — на верхнем этаже самой старой части здания, за массивной дубовой дверью, — были закрыты и заколочены лично старым графом.
В оружейной ржавели старые мечи и шпаги, а камин не топился в течение пятидесяти лет. Сотня дымоходов не чистилась с незапамятных времен, а лестницы никто не чинил и даже не менял на них ковры — лишь изредка их чистили. По расчетам Кевина, из ста помещений Холла, сорок из которых представляли собой спальни, граф использовал не больше шести. И эти шесть были захламленными и пыльными. Об остальных вообще позабыли.
Старый граф выбрал для себя библиотеку, кабинет, спальню и несколько малых гостиных на первом этаже. В этих комнатах он хранил самые ценные для него сокровища: коллекцию часов, бесчисленные книги, журналы и карты, а также свои расчетные книги.
Когда в какой-нибудь из избранных комнат протекал потолок или разбивалось стекло и сырость и холод начинали угрожать его сокровищам, граф, по словам миссис Уайтбред, просто приказывал перенести их в другое помещение, а прежнее запиралось.
Немногие слуги, которых Сильвестр не уволил, состарились и не видели смысла в том, чтобы поддерживать порядок в Холле за пределами обитой сукном двери, за которой находились предназначенные для них помещения. В служебном крыле располагались «обувная» комната, где чистили обувь, «свечная» и «ламповая» комнаты, кухни, комната дворецкого, мастерские, комната домоправительницы, спальни слуг, а также две столовые — большая и малая.
