Кевин же решил обойтись без помощи Вилли, грума, который всегда сопровождал его в поездках. Когда они отъехали от конюшни, Ролингс спросил Джилли:
— Как давно этот Вилли служит в поместье? Мне кажется, он не привык к скучной деревенской жизни.
— Он раньше был жокеем.
Джилли ограничилась этим кратким ответом, однако Кевину было достаточно его, чтобы понять наконец хотя бы отчасти характер грума. Теперь он знал, откуда взялись обтягивающие бриджи, которые так смешно смотрелись на его тощих ногах, старый жокейский картуз — когда-то он был зеленым, по крайней мере так показалось Кевину, — и не менее смешной длинный желтый шарф, к которому грум питал особое пристрастие.
Поразмыслив в течение минуты о том, не собирается ли Кевин прогнать Вилли, Джилли решила немного рассказать ему об этом низкорослом, тощем, краснолицем человечке.
— Раньше Вилли был очень хорошим жокеем, — сказала она после паузы. — Он сломал ногу на местных скачках три года назад, и я взяла его в Холл, чтобы вылечить.
— Не думаю, что старый граф принял его с распростертыми объятиями, — с улыбкой заметил Кевин.
— О, Сильвестр ничего об этом не знал, — с невинным видом ответила Джилли. — Я его хорошо спрятала, а граф так редко выходил из своей комнаты. А уж после его смерти Вилли перестал скрываться. Он немного… ну… своеобразный, но он хороший человек и хороший грум, — Джилли сделала особое ударение на этих словах, надеясь убедить Кевина в достоинствах своего протеже.
Она не сочла нужным упомянуть о том, что одна из особенностей грума, делавшая его еще менее привлекательным, — редкозубая улыбка — стала результатом инцидента в местной таверне, произошедшего около года назад. Когда кто-то, увидев Джилли, намекнул, что «девчонка созрела для первой скачки» и он хотел бы «стать ее первым седоком», если старый граф не успел еще ее «распечатать», Вилли живо отозвался на эту «остроумную» речь, и, хотя победил в драке, это стоило ему четырех передних зубов.
Нет, Джилли не могла поделиться такой историей с Кевином. Но ей не стоило бояться — ее супруг был проницательным человеком. Он понял, что этот беззубый экс-жокей дорог его жене, и не собирался прогонять его, рискуя огорчить жену и испортить с ней отношения. Он мог испытывать только благодарность к человеку, который хорошо выполнял свою работу. Со своей стороны, он мог не приближаться к нему на такое расстояние, чтобы ощутить исходящий от него запах, по крайней мере за пределами конюшни.
Кевин придержал лошадь и поехал рядом с Джилли.
— Я не выгоню Вилли, дитя мое, если ты этого не хочешь. С меня довольно, если ты ручаешься за его честность.
— Я не назвала его честным, Кевин, — Джилли рассмеялась. — Я сказала, что он хороший.
— Но не честный? — переспросил ее супруг, приподняв одну бровь.
— О нет. Он лжив и изворотлив, как не знаю кто. Но при этом он прекрасный человек. Он не укусит руку, которая его кормит.
Кевин некоторое время смотрел на свою жену, на ее приподнятые в прическе волосы и ямочки на щеках, образовавшиеся от улыбки, и ему вдруг открылся весь юмор ситуации. Вскоре они оба хохотали, и это положило хорошее начало поездке — они прекрасно провели время, разъезжая по поместью, довольные друг другом.
Они как раз собирались повернуть обратно к конюшням, когда на горизонте показались два всадника. Когда они подъехали ближе, на лице Джилли появился румянец.
— Это мистер О’Кифи и его сестра, — сообщила она Кевину упавшим голосом.
— И ты жаждешь встречи с ними гораздо меньше, чем с первыми цветами в мае, насколько я могу судить по твоему лицу, — заметил Кевин. — Кто они такие?
Джилли тряхнула головой, и волосы рассыпались по ее плечам.
— Рори О’Кифи говорит, что он младший сын, который не чувствует склонности к тому, чтобы стать священником. Вместо этого он поселился в деревне и обучает мальчиков в школе. Гленис О’Кифи — его сестра, по крайней мере он это утверждает.
— Ты их не любишь, — добавил Кевин небрежно.
— Я этого не говорила, — парировала Джилли, но не смогла удержаться и продолжила: — Просто они живут слишком хорошо на скромную учительскую зарплату. Если он выходит в море вместе с Гар… ну неважно. Кроме того, — добавила она быстро, стараясь, чтобы муж не обратил внимание на то, о чем она чуть не проговорилась, — Гленис О’Кифи — чудовищный сноб. Вот они подъезжают. Посмотришь, как она меня проигнорирует — словно я дерево или еще какой-то неодушевленный предмет.
Два всадника приблизились, и первые же их слова так поразили Джилли, что она утратила дар речи.
— Добрый день, Джилли, дорогуша! — Гленис О’Кифи была сегодня необычайно словоохотлива. — Как я рада снова тебя видеть! Я как раз говорила Рори — не правда ли, Рори, милый, — что у нашей дорогой Джилли уже закончился медовый месяц и мы могли бы нанести ей визит в Холле. Мы так давно не имели удовольствия с тобой пообщаться, золотко!
От этой сногсшибательной лжи Джилли обрела наконец дар речи.
— Гленис О’Кифи, в последний раз, когда ты со мной встретилась, ты подобрала свои юбки и велела убираться с дороги, пока ты не упрятала меня в тюрьму за то, что я докучаю порядочным людям! — Ее голубые глаза сузились от гнева. — А теперь ты ведешь себя так, словно мы сердечные друзья. Послушай, я…
— Мы, — быстро перебил ее Кевин, — были бы рады, если бы вы оба присоединились к нам и пообедали с нами вместе в Холле, не правда ли, дорогая? — он одарил Джилли многозначительным взглядом.
— Я скорее соглашусь пообедать с собаками, — пробурчала Джилли так тихо, что, кроме мужа, ее никто не услышал.
Оба О’Кифи, как и ожидал Кевин, с готовностью приняли его приглашение, и он смог по дороге внимательно присмотреться к этой парочке.
Рори О’Кифи, ехавший впереди рядом с Джилли, выглядел как вполне приличный джентльмен. На вид ему было лет двадцать восемь. Лицо его было довольно смазливо, разве лишь слегка женоподобно из-за мягкой линии подбородка. Черные локоны романтически обрамляли его, в карих глазах лучилась доброта. Этот человек вел себя как аристократ — он прекрасно держался в седле, его манеры были безупречны (в ответ на выпады Джилли он лишь снисходительно улыбнулся), в нем чувствовалась порода. Разумеется, по нему было видно, что он младший сын — его прекрасно сшитый костюм пообтрепался на рукавах, и на нем не было никаких украшений, кроме своеобразного кольца с печаткой на мизинце правой руки.
Кевин прервал свои размышления и слегка обернулся в седле, чтобы послушать Гленис О’Кифи, которая ехала рядом с ним и непрерывно болтала. Она представляла собой образец настоящей английской красавицы. Белокурые локоны, голубые «фарфоровые» глаза, стройная фигурка, производящая впечатление приятной округлости, — олицетворение того, за что веками воевали и умирали англичане. Жаль, что она так много болтает, еще более жаль, добавил Кевин про себя, что при этом она умудряется сказать так мало.
