Депрессия Кевина становилась все глубже. Джилли была права, он поздно понял — надо было забыть об этой загадке. Личное состояние Сильвестра все равно перейдет к ним через год, а они уже начали искать способ ужиться друг с другом — хотя путь к взаимопониманию оказался тернистым.
Он стал не совсем безразличен Джилли — Кевину необходимо было верить в это, — но, если сказать ей, что она законная наследница, рано или поздно ей самой придет в голову все то, о чем он думает сейчас, и у них не останется ни одного шанса на будущее.
Подняв к небесам глаза и сжатые кулаки, Кевин разразился бранью:
— Ты победил, старый хитрый ублюдок! Ты позволил мне жить в твоем доме, собирать урожай с твоих земель и тратить деньги, нажитые тобой, но ты отнял у меня право уважать самого себя и заставил меня не желать не чего иного, как только снова стать бедным Кевином Ролингсом, который всем должен. О да, Сильвестр, я наконец понял, почему ты позволил мне получить все это: ты знал, что в конце концов я прокляну каждую пядь этой земли и каждый твой грош! И ты устроил все так хитро, так коварно, зная, что я ослаблю бдительность, полагая, что женюсь на беспомощной девочке — твоей дочери. Но твоя месть оказалась даже удачнее, чем ты рассчитывал, она оказалась более жестокой, чем тебе грезилось в твоих самых жестоких мечтах: ты дал мне то, что я не надеялся когда-либо получить, а затем снова отнял это — в тот момент, когда я попал в пожизненную зависимость от этого. Ты дал мне Джилли — ты дал мне любовь — и затем снова отобрал ее. Я ненавижу тебя, Сильвестр Ролингс! — выкрикнул Кевин, обращаясь к облачным небесам. — И надеюсь, что ты горишь в аду за то, что сделал с нею и со мной!
Дождь превратился в изморось, но лицо Кевина все еще было мокрым — может быть, от дождя, может быть, от слез. В глазах у него двоилось, он, с трудом разбирая дорогу, направился к одной из тропинок, ведущих к выходу из лабиринта. Он прошел всего несколько футов, когда неожиданно споткнулся обо что-то и упал навзничь в траву.
Ругая себя за испорченные сапоги и плащ (казалось, Уилстон предвидел, что с ним случится это несчастье), Кевин поднялся на колени, чтобы посмотреть, что это попалось ему под ноги.
Это был тот самый металлический предмет, о который споткнулась Гленис при попытке сбежать, сейчас, увидев его при свете дня, он задался вопросом: что это такое?
Кевин поставил его стоймя, освободил от вьюнков, привязавших его к земле, и в конце концов понял, что этот шест — еще одна жертва Сильвестрова небрежения. Здесь, на открытом пространстве в центре лабиринта, наверняка были раньше солнечные часы, рассуждал он и вдруг воскликнул:
— Солнечные часы! Ну конечно же! «Круг времен»!
Не обращая внимания на грязь и слякоть, пропитавшие его бриджи и испачкавшие руки и рукава, он принялся ползать по земле, ища следы существования солнечных часов. После того как он нашел несколько металлических табличек с большими римскими цифрами от I до XII, расположенных по кругу, оказалось очень легко найти углубление в его центре, куда и был воткнут шест.
Да, это был он — «круг времен». Вопреки своему намерению — он не был сторонником охоты за сокровищем — Кевин лихорадочно желал, чтобы она поскорее завершилась. Если Аманда права в своем первом предположении — о том, что свидетельство о рождении Джилли и свидетельство о браке ее матери и есть сокровище, и если все, о чем они рассуждали недавно в гостиной, тоже правда, он был обязан вернуть Джилли то, что принадлежало ей по праву, — ее законное происхождение.
Слабый, жидкий солнечный луч пробился сквозь тучи, но Кевин не замечал этого — он бежал к дому. Он ворвался в большую гостиную, распахнув французскую дверь, ведущую из сада, и, увидев Джилли, которая наконец соизволила выйти к обществу, обратился к ней с вопросом:
— Когда ты родилась?
Джилли не могла вымолвить ни слова — она была в шоке. Ее муж, всегда безупречно одетый и причесанный, считавший стихийным бедствием смятую складку на брюках или пылинку на сюртуке, стоял перед ней, напоминая лошадь после долгой скачки, взмокшую от пота. На его тонком аристократическом носу было грязное пятно, еще одно — на чеканном подбородке. Его знаменитые белокурые волосы потемнели от дождя, и казалось, что он расчесывал их граблями. Его одежда годилась лишь для того, чтобы как можно скорее бросить ее в огонь (на нее не польстился бы и нищий), а его прекрасные патрицианские руки, которыми он сейчас сжал ее предплечья так крепко, что в них прекратилась циркуляция крови, выглядели так, словно он скреб ими землю, как домовой.
На осмотр мужа у Джилли ушло всего несколько секунд, но даже это ничтожное промедление показалось ему слишком долгим. Он повторил свой вопрос, на сей раз подкрепляя каждое слово встряхиванием рук:
— Когда ты родилась — в каком месяце, какого числа?
— В апреле, восьмого апреля. А что? Что происходит? Что с тобой случилось, ты выглядишь больным! — бормотала Джилли, всерьез обеспокоенная странным поведением Кевина.
— Ага! — воскликнул Кевин, отпуская Джилли и оборачиваясь к остальным, столь же пораженным его видом и его вопросом. — Понимаете?! — триумфально выкрикнул он. — Восьмое апреля. А могло бы быть четвертое августа. Но это случилось восьмого апреля. Джаред! Ты-то понял, да? Это была твоя идея.
Лоб Джареда разгладился, и он понимающе улыбнулся.
— Четыре строчки в стихотворении — апрель — четвертый месяц. Восемь слогов в каждой строке — восьмое число. Очень хорошо, Кевин!
— Более того, дружище! Я нашел «круг времен»! Какие часы никогда не сломаются? И показывают время бесконечно долго? И выглядят как круглый хлеб, разрезанный на части? Подумайте-ка, друзья! Это так просто, что я удивлен, почему мы раньше не догадались.
— Солнечные часы! — радостно воскликнул Бо. — Чертовы солнечные часы!
— Черт меня побери, если ты не прав, Бо, — поощрил Джаред счастливого приятеля и повернулся к Кевину. — Продолжай, я вижу, тебе не терпится рассказать нам все.
Вместо ответа Кевин подошел к двери, ведущей в коридор, и попросил Райса послать кого-нибудь за лопатой.
— Зарытые сокровища? — улыбнулась Аманда. — Это уж слишком!
— О, помолчи, Аманда, — к удивлению всех, перебила подругу Анна. — Я хочу услышать все!
Кевин поклонился ей:
— И услышите, дорогая леди, и убедитесь в том, что ваша блестящая догадка дала мне ключ к решению шарады. Джилли! — позвал он, оглянувшись через плечо на свою жену, стоявшую поодаль с несчастным видом. — Знаешь ли ты час своего рождения?
— Это произошло на закате, я полагаю, — произнесла она и замолчала.
Теперь она поняла, что имела в виду Хэтти Кемп, когда, внезапно вздрогнув, говорила: «Гусь прошел по моей могиле». Может быть, сейчас никто не прошел по будущей могиле Джилли, но кое-кто словно сплясал джигу на всем ее прошлом, и она была уверена, что не получает от этого энергичного танца никакого удовольствия.
— Закат. Дон, — торжественно повторил Кевин. — Я догадывался об этом. А знает ли кто-нибудь из вас, в котором часу бывает закат в апреле?
