Она вспомнила его последнее высказывание. Прежде он ни разу не использовал слово «хренов» в сексуальном контексте. Никогда.
– Саймон? – позвала она.
– Прости, что?
– Ты не слушаешь меня?
– Я предугадал все, что могу услышать: некто особенно склонен усугубляться в страданиях. И этот некто готов на любые жертвы, создавая благоприятные условия для дурного настроения и заставляя окружающих скатываться в него же.
Чарли попыталась спихнуть мужа в воду, но он воспротивился, завладев ее запястьями. Пришлось уступить – он был гораздо сильнее.
Через пару секунд мир восстановился, будто ничего и не случилось. Чарли устроилась на ступенях рядом с любимым.
– Ты не слушал, потому что думал о сумасшедшей Конни Боускилл с ее дурацким навигатором и убийственными страшилками, – сказала она. – С тем же успехом сейчас ты мог бы быть в Спиллинге.
– У меня появилась одна версия.
Чарли издала стон.
– Не о Конни Боускилл – о тебе, – продолжал полицейский. – Именно ты хочешь вернуться. Тебе хочется, чтобы Лив узнала через твоих родителей, что мы слиняли отсюда после четырех дней. Символический смысл этого очевиден: она звонит сюда, а на следующий день медовый месяц обречен – однозначно. Романтические мечты разбиты вдребезги, сериальное представление о глубочайшем несчастье…
– О нет, прекрати!
– И пожизненная вина твоей сестре обеспечена.
– Могу я задать тебе один вопрос? – срывающимся голосом произнесла Чарли. – Почему ты женился на мне, если думаешь, что я такая стерва?
На лице Саймона отразилось искреннее удивление.
– Я так не думаю, – возразил он. – Просто тебе не чуждо ничто человеческое, только и всего. У каждого из нас бывают дерьмовые мысли, каждый из нас способен на скверные поступки.
Чарли хотелось еще услышать от него, что между ее дерьмом и дерьмом Лив есть существенное различие, что дерьмо ее сестры в сто раз дерьмовее. Но по многолетнему опыту она знала, что Саймон Уотерхаус никогда не говорит того, что тебе хочется услышать.
Он прищурился. Его сосредоточенный взгляд переместился на супругу, словно он вдумчиво пытался запомнить выражение ее лица.
– Категории людей… вот с чего мы начнем. Допустим, ты помещаешь изображение трупа на вебсайт, то есть либо ты – убийца…
– Да не верю я этому! – буркнула Чарли.
Она спустилась по ступеням в бассейн и нырнула в воду. Платье облепило ее фигуру, сандалии мешали ей плыть, точно привязанные к ногам кирпичи. Саймон встал и, пройдя по бортику, догнал ее, после чего двинулся дальше в темпе ее плавания.
– Если ты не убийца или не соучастник, то кто же? Владелец того самого дома? Не понимаю, какая у него выгода? Или, может, выгода есть у заинтересованного покупателя? Ничто так не сбивает цену, как кровь и потроха, разбросанные по полу всей гостиной.
– Отвали, Саймон, отвали, трижды пошел в задницу!
– Если ты убийца и размещаешь изображение трупа в Сети, то ты афишируешь свое преступление. Если же ты не убийца…
– Твой труп существует только в воображении Конни Боускилл! – крикнула Чарли.
– Разве я не успел сказать тебе? – удивился Уотерхаус. – С полицией связался еще один человек, видевший его.
– Что? – Она замерла. – Кто же? Может, лучшая подруга Конни Боускилл? Или ее мама? Должно быть, просто ложная поддержка.
– Если ты не убийца, то видел ли ты, как убийство произошло? Следил ли ты? Спрятавшись? Знаешь ли ты, что именно произошло? Поджидал ли ты в укрытии с камерой наготове? Или ты пришел позже и обнаружил этот труп?
Чарли вылезла из бассейна. Теперь, в отягощенной водой одежде, быстро передвигаться в этой жаре стало еще труднее.
– Далеко ли ты собралась? – крикнул ей вслед муж.
– Далеко ли? – повторила она. – Далеко ли может собраться Чарли?
«Пусть этот мыслитель поразмышляет», – подумала женщина, быстро удаляясь к домику Доминго. Она собиралась позвонить в авиакомпанию и выяснить, как скоро они смогут вылететь домой.
* * *
Сэм осознал наконец то, о чем Гринт мимоходом упомянул раньше: что он попросил Лоррейн Тёрнер предоставить ему список имен, адресов и телефонных номеров всех, кому она успела показать дом одиннадцать по Бентли-гроув, а также тех, кто интересовался им, даже если за этим не последовал просмотр. Поначалу Комботекра счел это излишней дотошностью, желанием перестраховаться, но теперь понял прозорливость коллеги. Женщина, сыгравшая роль Селины Гейн и без разрешения выставившая ее дом на продажу, могла также исполнить и роль предполагаемого покупателя. Психологически это было вполне совместимо. Некая особа могла получить форму доступа под ложным предлогом – уже известная особа, сыгравшая роль другой женщины. Сэм вполне представлял, что она могла получить удовольствие, вводя в заблуждение еще одного агента из компании Идена Фиггза.
И что дальше? Что могла предпринять дальше женщина, отбросив маску Селины Гейн? Сделать предложение? Купить этот дом? Какую цель она преследовала? Комботекра решил, что, имея на руках так мало надежных сведений, бессмысленно пока размышлять об этом.
– Думаю, мы поладим, не возражаете? – Джеки уже трещала без умолку, словно они были старыми друзьями. – И вот я торчу там, как простофиля, и мои бедные французы, которые наверняка купили бы этот дом, сто процентов, если б я не сообщила им, что в итоге он не продается, что ошибочка вышла. Обескураженные, они даже не пытались возражать! Перегорели мои французики. Это худшая часть моей работы: приходится зализывать душевные раны, когда дело обламывается. В вашей работе, небось, точно так же.
Жаль, что Джеки Нейпир не оказалась поумнее – умный человек мог бы сообразить, какие детали истории важны, а какие несущественны. У Сэма появилось ужасное предчувствие, что скоро он услышит подробный отчет Джеки о том, как она спасала французов – возможно, даже о том лучшем доме, что она нашла для них, с солнечным садом и превосходно оборудованными гаражами, – если он не предпримет активных шагов во избежание этой участи.
– Мне необходимо уточнить ход событий, – заявил он. – Значит, вы говорите, что первая женщина, которую вы встретили, впервые придя в дом одиннадцать по Бентли-гроув, была не Селина Гейн. Та самозванка сообщила вам, что хочет продать дом, и она же потом просматривала макет буклета и выдала вам ключ?
– Да, причем она совершенно не похожа на доктора Гейн, – раздраженно добавила Нейпир.
– Следовательно, с настоящей Селиной Гейн вы познакомились только через несколько дней, когда привели в ее дом французов?
– А точнее, через неделю, – внес в беседу очередную лепту Гринт. – В среду, седьмого июля.
– Мне следовало бы раскусить ее, едва только я увидела то чертово фото в паспорте, – поджав губы, посетовала Джеки. – Селина Гейн оказалась симпатичной блондинкой. А та самозванка была брюнеткой и… весьма сурового вида, но кто бы мог догадаться, верно? Если вам показывают фото и говорят: «Обычно я осветляю волосы», – то почему бы и не поверить? Не подумаете же вы: «Интересно, не выдает ли она себя за кого-то другого»? У меня не было ни малейшей причины подозревать ее. К тому же на самом деле мне выдали ключ от того самого дома, и встретилась я с ней в самом доме. Естественно, я предположила, что и паспорт, и сам дом принадлежат ей, – логично? Кто же еще мог выставить дом на продажу? То есть я имею в виду, непонятно, зачем кому-до другому делать это?
