* * *
– Сэм… – Кейт Комботекра забрала телефон из рук мужа и положила его на кофейный столик между ними. Держа в руке рулончик пленки для пищевых продуктов, она стояла перед ним в желтой пижаме. – Мне необходимо отвлечь тебя на пять секунд. Надеюсь, ты сможешь уделить мне внимание?
– Прости, – отозвался тот.
– Ты помнишь, что нам нужна бумага для принтера?
– Нет. Прости. Завтра принесу.
– Ты позвонил в справочную?
– А что, надо было?
– Да. Спросить о найме водителя, уточнить расценки…
– Ох, точно! Нет. Прости.
– Ладно, – вздохнула Кейт, – еще только один вопрос, и только потому, что мне отчаянно хочется услышать «да»: будет ли справедливо предположить, что ты не выполнил ни одного из четырех дел, которые обещал сделать сегодня?
– Ну, мне просто срочно позвонила Конни Боускилл, – оправдываясь, пояснил Сэм. – Ей нужно, чтобы я узнал у Гринта телефонный номер Джеки Нейпир.
Учитывая обстоятельства, эта просьба прозвучала вполне разумно.
– О, нет, только не заводи по новой свою шарманку! – Миссис Комботекра ритмично постукивала по ладони левой руки рулончиком пищевой пленки, что вполне подходило бы под определение угрожающего жеста, если б орудие угрозы выглядело менее безопасным, обыденным и домашним. – Забудь ты про Конни Боускилл! Пойдем, лучше поможешь мне собрать мальчиков на завтра. Я уже почти закончила упаковывать их ланчи – а ты мог бы откопать в подвале их большие рюкзаки. Ну, знаешь, такие, камуфляжной расцветки.
Кейт исполнила своеобразную пантомиму: сидящий персонаж вскакивает со стула и бросается бежать.
Сэм не шелохнулся.
– Она поселилась в «Гарден-хаус», – сообщил он вместо ответа. – В том же отеле, где сняла номер Селина Гейн.
Он толком не понимал, почему его встревожила мысль о близком соседстве этих двух женщин. Беспокоило ли его то, что Конни могла совершить какую-то опасную глупость? Нет. Она вовсе не вспыльчива. Хотя и доведена до отчаяния. Большинство насильственных действий, с которыми Комботекра сталкивался за годы работы, порождались отчаянием. Он боролся с побуждением позвонить Гринту и посоветовать ему сходить в тот отель. Но что делать-то, когда тот придет туда? Нет, это безумие. Как и сомнение в разумности желания Конни поговорить с Джеки Нейпир. Сэм предпочитал не считать себя перестраховщиком – он не принимал решения за других людей, оправдываясь тем, что делает это ради их же блага. Он мог легко сказать миссис Боускилл, что Джеки работает на Идена Фиггза и что ему нет нужды беспокоить Гринта – Конни могла позвонить Джеки на работу, если хотела поговорить с ней. Вполне естественно, что Конни захотелось связаться с единственным человеком в мире, который, несомненно, поверит ей, с женщиной, видевшей то же самое, что и она сама. На ее месте Сэм тоже захотел бы сравнить воспоминания, обсудить детали. Так почему же интуиция говорит ему сделать все возможное, чтобы держать этих женщин подальше друг от друга?
Он постоянно размышлял о том, что сообщила ему Джеки Нейпир во время допроса, о самозванке, сыгравшей роль Селины Гейн и выставившей на продажу дом одиннадцать по Бентли-гроув. Ему вспомнились слова Джеки: «Она сообразила, что именно надо сказать про то, какими не похожими на себя получаются зачастую люди в своих паспортах. Если б она не заставила меня подумать обо всех этих других людях, то ей не удалось бы убедить меня… а в итоге я сама подумала так, как она задумала. Ведь на это действительно многие жалуются, верно? Он настолько не похож на себя на той фотографии в паспорте, что я удивилась, как его вообще пропустили обратно на родину».
«Не подвела ли меня память?» – подумал Сэм. Нет, он был совершенно уверен, что именно так Джеки и сказала.
Он открыл рот, собираясь спросить Кейт, не выдумывает ли он себе несуществующие проблемы, но обнаружил, что жена уже исчезла из комнаты.
* * *
– Выберите число от единицы до тридцати девяти.
– Шестнадцать, – сказал Саймон. Шестнадцатого числа они с Чарли будут отмечать годовщину свадьбы.
Профессор сэр Бэзил Ламберт-Уолл, проводя указательным пальцем по корешкам книг на ближайшей к нему полке, отсчитывал по порядку номера. Дойдя до шестнадцатой, он с трудом слегка выдвинул книгу из тесного ряда, а потом, повесив свою трость на спинку ближайшего стула, продолжил попытки извлечения этого объемистого тома в твердой обложке обеими руками. Уотерхаус двинулся к старику на помощь, жалея, что сентиментальность довела его до выбора этой, несомненно, самой тяжелой книги на полке – фолианта под названием «Шепчущие». Подзаголовок ее гласил: «Частная жизнь в сталинской России»
[49].
– Стойте, где стоите! – повелительно рявкнул профессор. Его голос звучал поразительно громко и веско для такого тщедушного человека. – Я прекрасно справлюсь и сам. – Усиленно пыхтя и фукая, он переместился по дуге к креслу и опустился в него. Потом, продолжая пыхтеть и отдуваться, пристроил этот талмуд на колени.
Следя за этими титаническими для старика усилиями, Саймон старался не вздрагивать, надеясь, что хрупкие худосочные запястья хозяина дома не сломаются. Он ругал себя за то, что не догадался о задумке сэра Бэзила. Если б он проявил бо́льшую проницательность, то выбрал бы для этих живых мощей число пятнадцать – этот порядковый номер занимал небольшой томик под заглавием «Максимы Ларошфуко». О недостатке выбора книг здесь вопрос не стоял: все стены скрывались за их плотными рядами. Книжные полки висели и над дверью, и даже обрамляли окна со всех сторон – причем все плотно забитые. Между двумя креслами и диваном высились три стопки журналов. Одну увенчивал номер издания «Экономист»
[50], другую – какой-то журнал под не совсем понятным названием «ПН ревью»
[51], а третья служила подставкой для двух пустых кружек. Из-за них Саймон не смог разглядеть название лежащего сверху журнала, хотя и заметил на краю его обложки изображение статуи Свободы.
– Отличный выбор, – восстановив нормальное дыхание, одобрил профессор. – «Шепчущие» – необычайно увлекательная книга. А теперь выберите число от единицы до шестисот пятидесяти шести, – предложил он, бегло пролистав страницы.
– Вы уверены, что я вас не задерживаю? – спросил Саймон.
Он чувствовал себя виноватым, видя, что старик уже облачился в красный махровый халат, из-под которого виднелись серая полосатая пижама, тощие желтоватые щиколотки и коричневые тапки. Хотя такое облачение не обязательно означало, что профессор собрался спать: в прошлый раз, когда Уотерхаус заглянул в этот дом в полдень, Ламберт-Уолл встретил его в таком же облачении.
