Внимание Питта неизбежно привлекла неподвижная фигура женщины, которая полулежала в одном из двух мягких кресел, стоявших с каждой стороны от камина. Она выглядела лет на тридцать семь или тридцать восемь, была высокой и обладала прекрасной изящной фигурой. При жизни ее лицо с правильными чертами, обрамленное густыми темными волосами, вероятно, назвали бы красивым. Но в данный момент красоту исказила уродливая маска удушья. Застыл взгляд распахнутых глаз, кожа пошла пятнами, а изо рта на подбородок выплеснулась странная белая субстанция.
Сэмюэль Телман, как обычно мрачный, с зачесанными назад волосами, топтался посреди комнаты. Слева от него стоял более солидный коренастый мужчина с волевым умным лицом. Заметив возле его ног кожаный баул, Томас счел его судмедэкспертом.
– Простите, сэр. – Гренвилл извлек свою визитку и вручил ее Телману. – Это дело забирает Специальная служба. Вести его будет мистер Питт. Но для сохранения относительной секретности вам, сэр, вроде как лучше работать вместе с ним, – заключил сержант приказным тоном, не допускающим возражений.
Сэмюэль пристально уставился на бывшего начальника. Застигнутый врасплох, он усиленно старался скрыть свои чувства, но его огорчение с очевидностью выдали напряженность позы, прижатые к бокам руки и нерешительное молчание, вполне позволившее ему совладать с собой, чтобы обдумать ответ. Несмотря на то что враждебность во взгляде отсутствовала – по крайней мере, так показалось Питту, – в глазах его невольно отразились досада и разочарование. Телман так ревностно трудился ради повышения, несколько лет работал на побегушках под началом Томаса, и вот, едва он приступил к расследованию первого самостоятельного убийства, возвращается его бывший шеф и без всяких разъяснений опять собирается им командовать.
– Сержант, если вам нечего больше сообщить, – повернулся Питт к Гренвиллу, – то вы можете покинуть нас, чтобы мы занялись непосредственно расследованием. Инспектору Телману можно сообщить все, что нам известно на данный момент. За исключением того, почему Наррэуэй заключил, что это как-то связано с мистером Войси.
Томас не мог представить ничего менее вероятного, чем интерес Чарльза Войси к спиритическим сеансам. Да и его сестра, миссис Кавендиш, тоже вряд ли могла быть настолько легкомысленной, чтобы в столь уязвимое время посещать подобные сборища. А если могла, то поможет им или помешает то, что она скомпрометировала себя посещением здешнего сеанса?
Питт похолодел, подумав о том, каких действий ожидал от него Наррэуэй к их взаимной пользе. Мысль о соучастии в преступлении, использовании его в качестве своеобразного шантажа казалась отвратительной.
Познакомившись с медэкспертом, мистером Сноу, Томас повернулся к Телману:
– Что вам удалось выяснить на данный момент? – со всей возможной вежливой неопределенностью поинтересовался он.
Нельзя, чтобы собственная досада отразилась на его нынешнем положении. Сэмюэль ни в чем не виноват, и если в нем зародится упрямое непонимание, то им будет трудно в итоге достичь успеха.
– Сегодня утром ее обнаружила служанка, Лина Форрест. Из всех слуг только она и живет в доме, – сообщил Телман, окинув салон недоуменным взглядом, выражавшим, что, по его мнению, в таком богатом доме явно могли бы жить еще и лакеи, и кухарки. – Приготовив своей хозяйке утренний чай, она поднялась в ее комнату, – продолжил он. – Обнаружив, что постель нетронута и в спальне никого нет, встревожилась. Потом спустилась сюда, в салон, где видела хозяйку последний раз…
– Когда это было? – прервал его Питт.
– Перед началом вчерашних вечерних… делишек.
Инспектор побрезговал произнести слово «сеанс», и его слегка скривившиеся губы ясно выразили отношение ко всей этой спиритической глупости. В остальном он постарался убрать любые эмоции со своего аскетичного с впалыми щеками лица.
– Она не видела ее по окончании? – с удивлением уточнил Томас.
– Говорит, не видела. Я специально заострил на этом вопрос. Спросил, не просила ли хозяйка помочь ей раздеться, принять ванну или приготовить чаю перед сном. Но мисс Форрест все отрицала. – Голос полицейского не допускал сомнений. – Похоже, мисс Ламонт любила засиживаться допоздна с некоторыми… клиентами… и они предпочитали тайное общение без всяких слуг, чтобы никто случайно не ворвался в салон или не помешал им в процессе… – Он умолк и скривил губы.
– То есть в итоге служанка спустилась сюда и обнаружила ее? – Питт склонил голову в сторону расположенной в кресле фигуры.
– Верно. Примерно минут в десять восьмого, – добавил Телман.
– Не рановато ли для леди? – удивленно заметил его бывший начальник. – Особенно если она начинает работать только вечером и зачастую засиживается с клиентами допоздна.
– Об этом я тоже спросил, – сверкнув глазами, сообщил Сэмюэль. – Служанка сказала, что мисс Ламонт обычно вставала рано, а днем отдыхала.
Выражение его лица показало, что бессмысленно пытаться понять какие-то привычки особы, претендовавшей на способность общаться с духами.
– Служанка трогала что-нибудь в салоне?
– Говорит, не трогала, и я не нашел тут никаких подозрительных следов. По ее словам, мисс Форрест сразу поняла, что мисс Ламонт мертва. Она не дышала, лицо приобрело синеватый оттенок, а когда служанка коснулась пальцем ее шеи, то почувствовала, что она совсем холодная.
Томас заинтересованно повернулся к медику.
– Смерть наступила вчера вечером, – скривив губы, сообщил Сноу, глядя на Питта проницательным вопросительным взглядом.
Сам же Томас взглянул на тело и, подойдя ближе, пристально осмотрел лицо женщины и странную липкую массу, стекшую у нее изо рта на подбородок. Сначала он подумал, что некая проглоченная отрава вызвала рвоту, но при ближайшем рассмотрении обнаружил, что эта масса больше похожа на очень тонкую материю.
Выпрямившись, Томас обернулся к медику:
– Яд? – спросил он, уже мысленно представляя множество вариантов. – Отчего наступила смерть? Вы можете сказать? Судя по лицу, она задохнулась или была задушена.
– Асфиксия, – авторитетно заявил Сноу, чуть склонив голову. – А насчет того, из-за чего она задохнулась, – точно не скажу до исследований в лаборатории, но полагаю, использовался яичный белок…
– Что? – На лице Питта отразилось недоверие. – Как же она могла задохнуться из-за яичного белка? И что, собственно, по-вашему…
– Им пропитали какую-то ткань вроде муслина или марли. – Эксперт криво усмехнулся с видом человека, оказавшегося на грани более глубокого понимания человеческой натуры и опасавшегося того, что может ему открыться. – Она подавилась тканью. Вдохнула ее в себя. Но не случайно.
Пройдя мимо Питта, он раздвинул кружевную отделку на лифе платья покойной женщины. Кружева в его руке показали очевидное место разрыва, произошедшего до того, как появилась необходимость осматривать убитую, и вновь, ради приличия, прикрыл ими грудь. На теле, между возвышенностями груди, начал проявляться большой синяк, как раз успевший потемнеть перед тем, как смерть прекратила ток крови.
