Телман немного успокоился, но изо всех сил старался скрыть это от Питта. Он слегка расправил плечи.
– От чего мы пытаемся защитить миссис Серраколд? – Если инспектор намеренно употребил множественное число, включив себя в дело, то никак не показал этого.
– Политические интриги, – коротко бросил Питт. – Ее муж баллотируется в парламент. А его соперник может воспользоваться подкупом или любыми незаконными средствами, чтобы дискредитировать его.
– Вы имеете в виду, использовав выходки его жены? – Теперь Сэмюэль выглядел потрясенным. – Значит, получается что-то вроде… политической ловушки.
– Возможно, и нет. Я надеюсь, что это не имеет к ней отношения, разве что она случайно попала в эту историю.
Телман не поверил Питту, что и отразилось на его лице. Впрочем, на самом деле Томас и сам не верил в сказанное. Он слишком хорошо ощутил на себе власть Войси, чтобы посчитать случайным любой удар в его пользу.
– А что представляет собой эта миссис Серраколд? – спросил его бывший помощник, с легкой озабоченностью нахмурив лоб.
– Понятия не имею, – признался Томас. – Пока я лишь начал собирать сведения о ее муже и, что еще важнее, о его противнике. Серраколд вполне состоятелен, он второй сын старинного рода. Изучал искусство и историю в Кембридже и много путешествовал. Проявляет большой интерес к реформам и, будучи сторонником Либеральной партии, претендует на место в парламенте от Южного Ламбета.
Лицо Телмана, точно зеркало, отражало все его чувства, хотя он пришел бы в ярость, узнав об этом.
– Привилегированный богач, не работавший ни дня за всю жизнь, вдруг вздумал, что ему хочется попасть в правительство, чтобы учить остальных уму-разуму. Или, скорее, запрещать нам жить своим умом, – интерпретировал он услышанное на свой лад.
Питт не стал утомлять себя спором. С точки зрения Сэмюэля, эти заключения, вероятно, были близки к правде. В той или иной степени.
Телман медленно сник. Не услышав аргументов, которые он надеялся оспорить, инспектор не испытал никакого удовольствия.
– Какого рода человек придет посмотреть на женщину, которая заявляет, что умеет общаться с духами? – вызывающе спросил он. – Неужели непонятно, что все это чепуха?
– Люди пребывают в поисках, – задумчиво ответил Томас. – Лишаясь своих любимых, уязвимые и обездоленные, они цепляются за прошлое, сознавая горестную невыносимость будущего. Не знаю толком… но слабых и доверчивых людей легко могут использовать дельцы, полагающие, что они наделены некими способностями или умеющие создать убедительные иллюзии… В общем-то, в сущности, не так неважно, чем именно они их заманивали.
Теперь на лице Сэмюэля застыла маска отвращения, скрывавшая внутреннюю борьбу с сочувствием.
– Это надо запретить! – процедил он сквозь зубы. – Какая-то смесь проституции и трюков ярмарочных шарлатанов, но те, по крайней мере, не наживаются на чужом горе!
– Мы не можем запретить людям верить в желаемое или необходимое им, – ответил Питт. – Или выяснять ту правду, которая им нравится.
– Правду? – насмешливо произнес Телман. – Почему они не могут просто ходить в церковь по воскресеньям?
Впрочем, на последний вопрос он не надеялся получить ответ. Инспектор знал, что ответа не будет: он и сам не знал, что можно сказать в таком случае. А он предпочитал не задавать вопросы, ответы на которые затрагивали очень личные сферы веры.
– Что ж, нам придется выяснить, кто это сделал! – решительно заявил он. – Полагаю, эта женщина имела право не быть убитой, как и любой из нас, даже если она совала любопытный нос не в свои дела. Я лично предпочел бы, чтобы моих предков не тревожили!
С этими словами он отвернулся от Томаса, но затем продолжил с озабоченным видом задавать вопросы:
– Как же им удается проделывать подобные трюки? Я обыскал всю ту комнату от пола до потолка и ничего не нашел: ни рычагов, ни педалей, ни проводов. Совсем ничего. И служанка тоже клянется, что она ничего такого не устраивала… Но все-таки, по-моему, тут дело нечисто! – Телман на некоторое время озадаченно умолк, но потом снова подал голос: – Как же, ради всего святого, внушить людям, что они видят, как вы взлетаете к потолку? Или что ваше тело растягивается и вы становитесь ростом с фонарный столб?
Питт задумчиво пожевал губу.
– Для нас важнее, как можно узнать то, что клиенты хотят услышать, чтобы удовлетворить их интерес.
Телман озадаченно уставился на него, и постепенно лицо его озарилось пониманием.
– Надо собрать сведения о клиентах, – еле слышно произнес он. – Эта служанка рассказывала нам кое-что утром. Говорила, что ее хозяйка очень привередливо выбирала клиентов. То есть выбирала только тех, о ком могла все разузнать. Это же просто – выбрать кого-то знакомого, послушать его, поспрашивать, а потом добавить то, что вы слышали. Может, даже можно поручить кому-нибудь проверить их карманы или сумки… – Инспектор загорелся этой версией, и в глазах его сверкнуло негодование. – А можно еще нанять кого-то поболтать с их слугами. Или тайно проникнуть в их дома, почитать письма, документы, сунуть нос в шкафы… Поспрашивать в магазинах, выяснить, сколько они тратят и кому задолжали…
Питт вздохнул.
– И когда вы выясните достаточно об одном или двух клиентах, – заключил он, – то, вероятно, осторожно попытаетесь использовать шантаж. Да, Телман, это дело может оказаться на редкость отвратительным, чертовски отвратительным.
Губы Сэмюэля жалостливо дрогнули, но он мгновенно поджал их, чтобы скрыть свои чувства.
– С кем из этих трех клиентов она могла зайти слишком далеко? – задумчиво произнес он. – И в какую сторону? Надеюсь, это не ваша миссис Серраколд… – Инспектор слегка вздернул подбородок, вытянув шею, словно воротник стал ему туговат. – Но если окажется, что это она, я не буду искать других виновных, чтобы порадовать Специальную службу!
– Мне все равно, что будете искать вы, – ответил Питт. – Я буду искать правду.
Телман постепенно успокоился. Он слегка склонил голову и впервые за все время улыбнулся.
Глава четвертая
Айседора Андерхилл сидела за роскошно накрытым обеденным столом и с благоприобретенной утонченностью гоняла по тарелке кусочки изысканного блюда, иногда отправляя один из них в рот. Не то чтобы еда ей не нравилась – это было традиционное меню, и блюда на столе стояли почти те же самые, что подавали в последний раз, когда они ужинали в этом великолепном зеркальном зале со старинными буфетами в стиле рококо времен Людовика XV, ярко освещенными позолоченными люстрами и канделябрами. Более того, насколько помнила миссис Андерхилл, даже гости за столом собрались практически те же самые. Во главе стола, разумеется, восседал ее муж, епископ. Ей показалось, что он выглядел слегка подавленным – бледным, с припухшими глазами, словно плохо спал или страдал от последствий чревоугодия. Однако же она заметила, что он еще практически не притронулся к еде. Может, опять неважно себя чувствовал или, что более вероятно, как обычно, слишком увлекся разговорами.
