Реальность вернулась. Видения рассеялись, а с ними исчез и очаровательный и трудный путь избавления миссис Андерхилл от скучного вечера. Даже если у нее хватит сумасбродства пойти к Корнуоллису, он сам откажется от ее предложения. Крайне бесчестно было бы воспользоваться слабостью чужой жены. Испытает ли он хотя бы искушение? Вероятно, нет. Он придет в замешательство, устыдившись ее дерзости или того, что она могла даже подумать, будто он мог принять от нее такое предложение.
Будет ли этот удар невыносимым?
Нет. Если б он был человеком, способным принять ее измену, она не полюбила бы его.
Журчание разговора за столом стало более бурным из-за нового расхождения в теологических вопросах.
Но смогла бы она уйти, если б Корнуоллис мог принять ее? В своих мыслях миссис Андерхилл колебалась лишь мгновение – и сразу же испугалась собственной нерешительности, услышав удушающую напыщенность речей за этим окостеневшим безрадостным столом… Да… да! Она могла бы воспользоваться шансом и сбежать!
Но этого не случится. Айседора прекрасно понимала свое положение: несбыточность ее желания была более реальна, чем блики света на твердом краю стола под ее руками. Обтекая ее, волны голосов становились то громче, то тише. Никто не замечал, что она уже давно молчит, не удосуживаясь даже вежливо поддакивать.
Картина бегства к Корнуоллису промелькнула перед ее взором, как мечта, которая никогда не осуществится, но внезапно для миссис Андерхилл стало крайне важным узнать, пожелал бы он принять ее, если б появилась такая возможность – если бы каким-то образом их соединение могло стать приемлемым. Ничто больше не имело столь же важного значения. Ей необходимо вновь встретиться с ним, просто поговорить, пусть даже о пустяках, но убедиться, что она еще волнует его. Он никогда не признается в этом – и никогда не признавался. Возможно, ей не суждено услышать, как он говорит эти слова: «Я люблю вас». Ей придется довольствоваться молчанием, неловкостью, пылким взглядом и внезапным смущенным румянцем на его лице.
Где бы они могли встретиться, чтобы не вызвать никаких нареканий? В каком-то месте, куда они оба часто ходят, чтобы их встреча выглядела случайной… На какой-нибудь выставке живописи или произведений искусства. Айседора понятия не имела, где сейчас проходят новые выставки. Не имела, пока не осознала, что именно можно посмотреть. В Национальной галерее полно разнообразных шедевров, да и выставки там проводятся постоянно. Она напишет Корнуоллису, отправит ему короткое послание, произвольное приглашение сходить в музей, что бы там ни было. Это довольно просто выяснить. И она выяснит завтра же, первым делом. Она сможет написать, что ей было бы интересно узнать, понравится ли ему такая чудесная выставка. Если б там оказались морские пейзажи, то не пришлось бы придумывать никаких иных предлогов, но если будет что-то другое, то трудно будет догадаться, появится ли у Корнуоллиса заинтересованность – это выяснится, только если он придет. Вот такую нескромность как раз и осуждал викарий. Но что она теряла? Что она имела, кроме этих пустопорожних дней, бессвязных речей и уединения без интимности, без страсти, без веселья и чуткости?
Решение принято. Внезапно Айседора почувствовала, что проголодалась, но от пары ложек крем-карамели
[16], поставленной перед ней, аппетит ее только разыгрался. Не следовало отказываться от предыдущих блюд, но теперь уже поздновато было сожалеть о них.
* * *
Оказалось, что в Национальной галерее проходит выставка живописных портретов Хогарта
[17], а не его излюбленных сатирических картин с комментариями. На его веку – а жил он больше ста лет тому назад – критики ругали его, называя жалким колористом, но сейчас его репутация значительно возросла. Айседора легко могла предположить, что работы Хогарта стоит посмотреть, чтобы составить свое собственное мнение и либо согласиться с критиками, либо опровергнуть их.
Она быстро настрочила послание, не дав себе время смутиться и потерять смелость.
Дорогой капитан Корнуоллис!
Сегодня утром я узнала, что в Национальной галерее открылась выставка портретов кисти Хогарта, которые нещадно высмеивались в былые времена, но к которым сейчас относятся с гораздо более благосклонным вниманием. Поразительно, какие полярные мнения может порождать уникальный талант. И мне хотелось бы посмотреть его картины, чтобы составить собственное мнение.
Зная Ваше увлечение искусством и Ваши собственные творческие способности, я подумала, что, возможно, Вы также сочтете эти картины достойными осмысления.
Я понимаю, что у Вас мало времени на такие развлечения, но, надеясь, что служебные обязанности все-таки позволят Вам выкроить свободные полчаса, я решила сообщить Вам об этой выставке. Я и сама собираюсь провести там по меньшей мере столько же времени – возможно, ближе к вечеру, по окончании всех домашних дел. У меня разыгралось любопытство. То ли он так плох, как говорили в прошлом веке, то ли так хорош, как говорят нынче…
Надеюсь, Вы не сочтете, что я навязчиво посягаю на Ваше время.
С искренним уважением,
Айседора Андерхилл.
Как бы жена епископа ни пыталась улучшить стиль этого послания, оно все равно выходило более нескладным, чем ей хотелось. Надо было срочно, не перечитывая, отправить письмо, не позволив улетучиться остаткам храбрости.
Быстрая прогулка до почтового ящика на углу – и письмо безвозвратно кануло в его недрах.
В четыре часа миссис Андерхилл облачилась в выставляющий ее в лучшем свете летний костюм цвета увядшей розы с белыми кружевами, ниспадающими по коротким, доходящим до локтей рукавам, и, довершив наряд шляпкой, надетой под более щегольским углом, чем обычно, вышла из дома.
Только когда ее экипаж повернул на Трафальгарскую площадь, она вдруг осознала всю смехотворность своей затеи. Однако, уже подавшись вперед, чтобы сказать кучеру поворачивать обратно, женщина так и не произнесла ни слова. Если Корнуоллис придет и не обнаружит ее на выставке, то сочтет, что она намеренно пренебрегла общением с ним. Ей же вовсе не хотелось сделать бесповоротный шаг. Ведь тогда она уже не сможет ничего исправить. А он не тот человек, которому можно объяснить ее малодушие. Он просто не допустит больше такой обиды.
Откинувшись на спинку сиденья, Айседора овладела собой и спокойно ждала, когда экипаж остановится возле широких ступеней, поднимавшихся к входному портику галереи с величественной колоннадой. Она вышла из экипажа и расплатилась с извозчиком, а потом немного постояла на залитой солнцем площади, рассеянно глядя на голубей и туристов, юрких цветочниц и темнеющие чуть дальше впечатляющие изваяния каменных львов. Грохот уличного движения был почти не слышен из-за шума фонтанов.
