Должно быть, вчера вечером от тоски и скуки у нее случилось помрачение рассудка! Отправив письмо Корнуоллису, она поставила себя в шаткое положение, и, чтобы вновь обрести уверенность в себе, ей придется либо отступить назад в ее тоскливый мир, либо шагнуть вперед в неведомую жизнь. Она не могла больше оставаться в таком подвешенном состоянии, страдая от одиночества и нерешительности, мечтая, но страшась собственных мечтаний.
Поднимаясь по лестнице к входу в галерею, миссис Андерхилл с удивлением осознала, как дрожат ее ноги.
– Добрый день, – сказала она стоявшему у дверей музейному работнику.
– Добрый день, мадам, – вежливо ответил тот, коснувшись своей форменной фуражки.
– Не подскажете, как пройти на выставку Хогарта? – спросила женщина.
– Налево, мадам, – сказал сотрудник галереи, кивнув в сторону гигантского рекламного объявления.
Айседора вспыхнула и от смущения едва смогла выдавить слова благодарности. Должно быть, он подумал, что она подслеповата! Зачем вообще ходить на выставку картин, если вы не способны разглядеть даже огромную афишу?
Решительно пройдя в фойе, миссис Андерхилл направилась с первый зал. Там уже прогуливались любители живописи, и, мельком взглянув на них, она сразу отметила пару знакомых лиц. Стоит ли сейчас привлекать к себе внимание разговором с ними? Но если она промолчит, не сочтут ли ее поведение пренебрежительным? Оно может стать причиной для обиженных замечаний и, безусловно, будет обсуждаться в гостиных их общих знакомых.
Жена епископа продолжала пребывать в сомнениях, но многолетние светские традиции сделали свое дело, и она невольно произнесла вежливое приветствие, мгновенно осознав, что, рассеянно пройдя мимо, могла бы погубить и свой шанс поговорить с Корнуоллисом. Едва ли она могла сказать или услышать что-то нужное в этом случайном общении.
Но раз уж они обменялись приветствиями, то вежливость требовала некоторого продолжения. Поинтересовавшись здоровьем знакомых и поговорив о погоде, миссис Андерхилл мысленно пожелала им отстать от нее, не имея ни малейшего желания обсуждать с ними картины. В итоге она пошла на хитрость и удалилась сама, сославшись на то, что заметила в соседнем зале одну знакомую пожилую даму, с которой ей просто необходимо срочно поговорить.
Там тоже бродила дюжина посетителей, но Корнуоллиса среди них не было, и у Айседоры сжалось сердце. Почему она размечталась, что он придет, словно капитан был всецело в ее распоряжении и, подчиняясь мимолетному порыву, мог сразу примчаться в художественную галерею? Она не сомневалась, что Корнуоллис увлечен ею, но увлечение не равносильно любви, тому глубокому чувству, что прочно поселилось в ее собственной душе!
Из первого зала начали выходить очередные знакомые дамы. Бежать было поздно, и миссис Андерхилл потратила еще полчаса на бессмысленные разговоры. Хотя не все ли теперь равно? Сама идея встретиться здесь с Корнуоллисом изначально была нелепа. Больше всего на свете ей теперь хотелось, чтобы она так и не осмелилась написать ему. Если б только на почте могли куда-нибудь засунуть ее письмо, потерять безвозвратно!
И вдруг Айседора увидела его. Он пришел! В любой толпе она узнала бы его с первого взгляда – уже по одной выправке, по развороту плеч… Через мгновение он может обернуться и увидеть ее, и тогда она должна быть во всеоружии. Но для этого необходимо совладать с бешено бьющимся сердцем и, всецело надеясь на то, что лицо не выдаст ее чувств, придумать какое-то уместное вступление, чтобы расположить его к общению, сохраняя при этом приличную сдержанность. Излишняя пылкость могла бы поставить ее в неловкое положение и вызвать его неодобрение.
Словно почувствовав ее пристальный взгляд, капитан медленно обернулся. Айседора заметила, как его лицо озарилось радостью, хотя он тут же постарался скрыть ее. К его облегчению, сама она, забыв обо всех своих тревогах, двинулась ему навстречу.
– Добрый день, капитан Корнуоллис. Я так рада, что вам удалось найти время для посещения этой замечательной выставки…
Изящным жестом дама показала на один из самых крупных групповых портретов – шесть запечатленных на полотне персонажей смотрели куда-то за левое плечо зрителя. Называлась картина «Слуги Хогарта».
– На мой взгляд, критики ошибались, – уверенно заявила Айседора. – Это гениальные портреты, они выглядят как живые, и у каждого какая-то своя особая индивидуальность. Взгляните, как встревожен этот бедняга в центре! Зато на лице женщины слева царит уверенное спокойствие…
– Да, а верхний слуга, видимо, почти ребенок, – согласился Джон, но через мгновение взгляд его с картины переместился на лицо собеседницы. – Я рад, что у нас появился шанс встретиться, – сказал он и, нерешительно помолчав, словно ему показалось, что его слова надуманно небрежны, добавил: – Мы… уже давно не виделись… в общем, так мне кажется. Как вы поживаете?
Миссис Андерхилл не могла себе позволить ответить правдиво, и все-таки ей очень хотелось признаться: «От ужасного одиночества меня спасают мечты. Я обнаружила, что муж досаждает мне не только своим поведением, а больше всего тем, что на самом деле я совершенно не люблю его». Вслух, однако, она сказала:
– Прекрасно, благодарю вас. А вы?
Отвернувшись от картины, Айседора мельком взглянула на Корнуоллиса, на чьих щеках проступил легкий румянец.
– О, прекрасно, – ответил он и тоже сразу отвел глаза.
Сделав пару шагов направо, Джон остановился перед следующей картиной. На этот раз художник написал портрет одного человека.
– Должно быть, во всем виновата мода, – задумчиво произнес Корнуоллис. – Похоже, критики просто поддерживали друг друга. Как мог беспристрастный человек счесть слабой такую великолепную живопись? Это лицо излучает жизнь. И как чудно проявлен характер персонажа… Чего еще можно желать от портрета?
– Даже не знаю, – призналась его спутница. – Возможно, критики увидели в них какое-то нарушение устоявшихся традиций? Порой люди предпочитают слышать только то, что поддерживает уже сложившееся у них мнение.
Говоря это, она думала о епископе и о бесконечных вечерних разговорах, когда ей приходилось слушать мужчин, огульно осуждающих чьи-то идеи. Сами по себе идеи могут быть как хороши, так и плохи. Но, не разобравшись в них, ничего определенного не узнаешь.
– К тому же осуждать гораздо проще, – добавила Айседора.
Джон быстро бросил на нее удивленный взгляд, но ни о чем не спросил. Естественно, не спросил! Ведь такой интерес мог показаться навязчивым и неуместным.
Нельзя было позволить их разговору зачахнуть. Ведь миссис Андерхилл пришла сюда именно ради встречи с Корнуоллисом, желая узнать, сходны ли их чувства. Разумеется, ей не на что надеяться… почти наверняка! Но все же надо выяснить, желал ли ее друг их общения так же страстно, как она сама…
– Не кажется ли вам, что его лица на редкость выразительны? – заметила она, когда они подошли к очередному портрету. – Пусть они безмолвны, однако при внимательном рассмотрении могут многое рассказать.
