– «Мы должны победить! – пылко воскликнул он. – Впервые за шестьдесят лет моей государственной службы нам предстоит столь тяжелая борьба». – Джек солидно прокашлялся, прочистив горло, и продолжил еще более страстно: – «Давайте же и впредь будем благотворно трудиться на нашем поприще, не доверяя его всем этим сквайрам и пэрам…» – Он помолчал и воскликнул с шутливой обидой: – Эмили, тут тебе надлежало бы издать одобрительный возглас! Как я могу продолжать, если ты не играешь должным образом свою роль? Ты же представляешь общее собрание! Так уж веди себя соответственно.
– Я думала, что он пригласил только тебя, – быстро сказала женщина, испытав острое разочарование, хотя и попыталась скрыть его.
Почему же она возлагала на эту встречу столь большие надежды? Невероятно, что они могли в итоге оказаться настолько существенными!
– Только меня, – подтвердил Рэдли, поправляя на носу воображаемое пенсне и вновь невозмутимо уставившись на жену. – Однако любая речь мистера Гладстона обращена к общему собранию. Просто в данном случае собрание представлял один индивидуум.
– Джек! – воскликнула Эмили, нервно усмехнувшись.
– «Не полагаясь ни на их титулы, ни на земельные владения», – продолжил ее муж цитировать Гладстона, горделиво расправив плечи, и тут же поморщился, изображая прошившую суставы боль. – «Более того, не полагаясь ни на кого из смертных, но на одного лишь Всемогущего Господа, владыку небесной справедливости, предопределившего для нас принципы права, единства и свободы, коими мы и должны руководствоваться и следовать в наших жизненных устремлениях». – Он насупился, сведя вместе брови. – «Сие означает, разумеется, что Его главным заветом является самоуправление для ирландцев, и ежели мы не поддержим их незамедлительно, то нас поразят семь казней египетских, преобразившиеся в жуткие напасти происков торизма, а не ровен час, и социализма…»
Тревога вдруг слетела с души Эмили, точно пальто, ненужное в теплый вечер, и она невольно начала смеяться.
– Он не говорил этого! – простонала она, всхлипывая от смеха.
Джек усмехнулся:
– Ну, возможно, нынче он использовал несколько иные выражения. Но раньше Гладстон говорил именно так. В сущности, он заявил, что мы должны выиграть выборы, ибо если нам не удастся предоставить Ирландии законные права ограниченного самоуправления, то нас веками будут преследовать кровопролития и потери. А все прочие наши заботы – сокращение рабочей недели, предотвращение любой ценой предлагаемых лордом Солсбери планов тесного союза с папской курией…
– А при чем тут папская курия? – недоуменно спросила миссис Рэдли.
– Ну, с папой римским, – пояснил ее супруг. – Мистер Гладстон стойко поддерживает шотландскую кирху, несмотря на то что в стремлении вернуть папскую благосклонность она быстро и неуклонно теряет популярность.
Эмили потрясенно задумалась. Уильям Гладстон всегда представлялся ей образцом религиозной нравственности. Он славился своими проповедями и по молодости пытался наставить на путь истинный уличных женщин, а его жене многих удалось накормить и обогреть.
– Такое впечатление… – начала миссис Рэдли, но умолкла, сочтя несущественным то, что хотела сказать. – Он ведь намерен выиграть, верно?
– Верно, – мягко согласился Джек, возвращаясь к своему естественному виду. – Люди иногда посмеиваются над ним, а его политические противники занудствуют по поводу его возраста, но…
– А сколько ему уже?
– Восемьдесят три. Но он по-прежнему с завидной увлеченностью и энергией ездит по стране, проводя предвыборную кампанию, а уж лучшего оратора, способного очаровать толпу, я в жизни не видел. Мне довелось послушать его пару дней назад. Народ бурно приветствовал его. Пришли даже люди с малышами на плечах, просто чтобы в будущем детки могли сказать, что воочию видели самого Гладстона. – Рэдли почти машинально поднес руку к глазам. – Пришли даже те, кому он вовсе не нравится. Одна женщина в Честере бросила в него куском имбирного пряника. Славно, что она не наша кухарка! Пряник оказался таким жестким, что действительно ушиб старика. К тому же он попал в его более зрячий глаз. Но синяк отнюдь не помешал ему продолжить кампанию с тем же пылом. В его планах еще посещение Шотландии и кампания за его собственное место… и всевозможная помощь своим сторонникам. – В голосе Джека с легкой неохотой прорезалось восхищение. – Но он не готов пока согласиться на сокращение рабочей недели! Ирландское самоуправление прежде всего.
– И у него есть хоть какие-то шансы узаконить это?
– Никаких, – бросил политик, тихо хмыкнув.
– Надеюсь, Джек, ты не спорил с ним?
Рэдли отвел глаза.
– Нет. Но это может дорого нам стоить. Каждый политик стремится выиграть эти выборы единолично, чего не скажешь о партиях. Слишком велико бремя, а наши итоговые успехи весьма сомнительны.
– Ты имеешь в виду, что избиратели могут предпочесть оппозицию? – озадаченно спросила Эмили.
Ее муж пожал плечами:
– Этот парламент долго не продержится. Все просто тянут время, сберегая силы для следующих выборов. А они могут последовать очень скоро… даже меньше чем через год.
Миссис Рэдли уловила странный нервный оттенок в его голосе – он явно о чем-то умалчивал.
Отвернувшись, Джек посмотрел в сторону камина и так пристально уставился в висевшую над ним картину, точно пытался просверлить ее взглядом.
– Сегодня вечером мне предложили присоединиться к «Узкому кругу», – произнес он, продолжая глядеть в ту сторону.
Эмили похолодела. Заледенев от ужаса, она вспомнила историю Веспасии и столкновение Питта с этой незримой тайной силой, с какой-то непонятной мощной властью, человеческих истоков которой никто не знал. Именно из-за происков членов «Узкого круга» Питт потерял место на Боу-стрит и его сослали, почти как преступника, в трущобы Уайтчепела. То, что он опять выплыл и в отчаянной борьбе добился победы, купленной ценой крови, обеспечило ему безжалостную враждебность этих людей.
– Это невозможно! – воскликнула женщина охрипшим от страха голосом.
– Я знаю, – ответил ее муж, не поворачиваясь к ней.
Свет люстры поблескивал на черной ткани его смокинга, подчеркивая, как сильно та натянулась на его напряженной спине. Почему он не смотрит ей в глаза? Почему не выплеснет тот же гнев, что охватил ее? На мгновение Эмили даже усомнилась, произнесла ли вслух свое несогласие. Она словно онемела, боясь нарушить тишину гостиной.
– Джек? – наконец прошептала она.
– Разумеется. – Мужчина медленно повернулся, заставив себя улыбнуться. – Все это, очевидно, обойдется в нешуточную цену. Способность сделать нечто полезное, добиться реальных перемен и расположения важных особ – и сохранить собственную честь. Не имея никакого влияния, можно плясать на краю политической арены всю жизнь, не осознавая этого до самого конца, а возможно, и вовсе никогда не осознав, что от вас на самом деле ничего не зависело, поскольку реальная власть ускользнула из ваших рук. Ее всегда крепко держали скрытые властные руки…
