– Вы – счастливец. Говорите им все, что думаете, пока есть время. И не забывайте ежедневно благодарить Господа за то, чем Он одарил вас.
Питт упорно старался вернуться мыслями к причине своего приезда сюда. Ему следовало убедиться окончательно, что Рэй не мог быть таинственным клиентом, означенным в ежедневнике Мод Ламонт в виде загадочного картуша.
– Я постараюсь, – пообещал он. – К сожалению, пока все свои силы и время я трачу на попытки разобраться в кончине Мод Ламонт, чтобы предотвратить ошибочное обвинение невинного человека в ее убийстве.
Фрэнсис недоуменно взглянул на него:
– Если там произошло преступление, то в нем, безусловно, должна разбираться полиция, как это ни прискорбно. Я прекрасно понимаю ваше нежелание того, чтобы они были замешаны в это дело, но, боюсь, вы не имеете морального выбора.
Питт почувствовал укол стыда за то, что сознательно ввел в заблуждение этого страдальца.
– Полиция уже вмешалась, мистер Рэй. Но одна из дам, присутствовавших на последнем вечернем сеансе, является женой человека, который баллотируется в парламент, а третий клиент, пожелавший сохранить свою личность в секрете, продолжает оставаться неизвестным.
– И вам хотелось бы узнать, кто он? – мгновенно отозвался профессор с поразительной догадливостью. – Даже если б я знал, мистер Питт, если б мне доверили такую тайну, я не смог бы открыть ее вам. Самое большее, что я мог бы сделать, – это посоветовать такому человеку со всей силой моей убедительности быть честным с вами. Но в таком случае я уже посоветовал бы это ему, используя все имеющиеся в моем распоряжении доводы и призывы, не связываться с таким грешным и опасным делом, как поиски знаний о покойных. Единственное благочестивое знание о том мире достигается посредством молитв. – Он покачал головой с легким неодобрением. – Но я никак не пойму, почему вы пришли к заключению, что я могу быть вам полезен?
Питт весьма изобретательно начал импровизировать:
– Вы славитесь своими познаниями на эту тему и убедительным осуждением подобной деятельности. Мне подумалось, что вы можете располагать некоторыми сведениями о характере медиумов, особенно о мисс Ламонт, а они могли бы помочь в расследовании. Она считалась очень популярной особой.
Рэй вздохнул:
– К сожалению, если у меня и есть какие-то познания, то они исключительно общего характера, ничего конкретного. К тому же в последнее время память моя стала не столь остра, как прежде. Я начал забывать некоторые вещи и, к сожалению, признаюсь, у меня появилась склонность повторяться. Понравившуюся мне смешную историю я могу рассказывать множество раз как новую. Люди очень добры и тактичны, и я даже предпочел бы, чтобы в данном случае они были менее вежливы. Теперь я никогда не знаю, говорил ли я уже прежде то, что рассказываю, или не говорил.
– Мне вы ничего не повторили дважды, – с улыбкой возразил полицейский.
– Но я еще и не рассказал вам ни одной истории, – печально заметил его собеседник. – Ведь мы еще даже не приступили к ланчу и не прогулялись по саду, где я, несомненно, показал бы вам каждый цветок по меньшей мере два раза.
– Любой цветок заслуживает того, чтобы на него взглянули дважды, – ответил Питт.
Через несколько секунд пришла Мэри-Энн, несколько смущенно сообщив им, что ланч подан, и они перешли в небольшую столовую, где служанка, очевидно, постаралась навести красоту, придав обстановке еще более привлекательный вид. Стол с тщательно отглаженной скатертью был накрыт к ланчу, фарфоровую посуду с лазурными колечками дополняло до блеска начищенное старинное серебро, а в центре стола красовался фарфоровый кувшин с букетом цветов. Девушка подала наваристый и густой овощной суп и хлеб с толстой хрустящей коркой, масло и мягкий, рассыпчатый белый деревенский сыр, а также домашние маринованные пикули, сделанные, как догадался Питт, из кусочков ревеня. Благодаря такому угощению Томас осознал, как сильно соскучился по домашней пище в своем собственном доме, покинутом и Шарлоттой, и Грейси.
На десерт Мэри-Энн подала сливовый пирог с девонширским кремом, сделанным из густых топленых сливок. Томас с огромным трудом удержался от того, чтобы не попросить добавки.
Рэя, казалось, вполне устраивала молчаливая трапеза. Вероятно, его радовало уже то, что он обедает не в одиночестве.
Отобедав, они направились в сад полюбоваться цветниками. И только по пути к выходу полицейский вдруг заметил на журнальном столике буклет, рекламирующий сеансы Мод Ламонт, в котором она предлагала вернуть скорбящим общение с духами близких, покинувших этот мир, и дать им возможность сказать все те драгоценные и важные слова, которых лишила их безвременная кончина.
Фрэнсис шел впереди и уже остановился на лужайке, залитой ослепительными лучами солнца, красиво поблескивающими на ярких цветах и чисто-белых крашеных оградках. Едва не запнувшись о порог балконных дверей, Питт вышел вслед за хозяином.
Глава восьмая
Епископ Андерхилл не тратил много времени на личные разговоры с прихожанами. В основном он общался с ними по формальным случаям, отправляя обряды венчания, конфирмации и, иногда, крещения. В силу своего призвания, однако, ему приходилось в обозримых границах епархии давать наставления духовенству, и если служители Церкви испытывали какое-то духовное бремя, они справедливо считали, что могут обратиться к епископу за помощью и утешением.
Айседора привыкла встречать обеспокоенных людей любого возраста, от юных викариев, потрясенных возложенной на них ответственностью или озабоченных карьерными амбициями, до почтенных священников, неожиданно осознавших, что они уже не в силах достойно справляться с их назначением и заботами о благополучии паствы.
Больше всего ее страшили несчастные, понесшие тяжелые утраты, потерявшие жену или ребенка и пришедшие искать более существенного утешения и укрепления веры, чем доставляли им ежедневные молитвенные ритуалы. Они могли оказывать огромную поддержку прихожанам, но собственное горе порой ошеломляло их.
Сегодня таким обездоленным оказался его преподобие Паттерсон, чья дочь умерла во время родов. Этот пожилой сухопарый мужчина понуро сидел в епископском кабинете, прикрыв лицо ладонями.
Миссис Андерхилл принесла поднос с чаем и поставила его на маленький столик. Не сказав ни слова, женщина тихо наполнила обе чашки. Она достаточно хорошо знала Паттерсона, чтобы не спрашивать, добавлять ли ему молоко или сахар.
– Я думал, что смогу понять, – с отчаяньем произнес гость. – Почти сорок лет я исправно служил священником нашей церкви! Одному Богу известно, скольким людям мне удалось облегчить тяжесть утрат, а теперь все те же увещевания, что я произносил столь усердно, совершенно не помогают мне самому. – Он пристально взглянул на епископа: – Почему? Почему я не верю в них, говоря сам с собой?
Айседора ожидала, что ее муж ответит ему, что причина в страшном потрясении, в возмущении глубиной страданий и что целительное время постепенно способно облегчить его боль. Даже ожидаемая смерть является огромным и таинственным испытанием, и человеку, посвятившему себя Богу, как и любому мирянину, необходимо мужество, дабы достойно встретить его. Вероисповедание не является непреложной данностью, и вера не избавляет от страданий.
