– Как интересно… И у тебя есть хоть какие-то идеи насчет его личности?
– Суперинтендант Уэтрон полагает, что это почтенный профессор теологии, живущий в Теддингтоне.
– Но почему? – Глаза Веспасии округлились. – Такое поведение, по-моему, решительно противоречит взглядам религиозного человека. Или он стремился выставить ее обманщицей?
– Не знаю. Но мне… – Полицейский замялся, раздумывая, как лучше пояснить свои чувства или действия. – Мне действительно не верится, что это мог быть он, хотя полностью я не уверен. Профессор недавно потерял жену и пребывает в глубоком горе. И он решительно не одобряет спиритические сеансы и деятельность медиумов. По его убеждению, они грешат, нарушая Господни заповеди.
– И ты опасаешься, что этому обезумевшему от горя человеку могло прийти в голову покончить с ее греховной деятельностью навсегда? – заключила леди Камминг-Гульд. – О, Томас, дорогой, ты слишком мягкосердечен для своей профессии! Порой весьма порядочные люди совершают ужасные ошибки и приносят неисчислимые страдания, убежденные в том, что исполняют волю Божию. Ведь, как тебе известно, не все испанские инквизиторы отличались чрезмерной жестокостью или узколобостью. Некоторые искренне верили, что спасают вверенные им заблудшие души. Они поразились бы, узнав, как мы воспринимаем их спасительные костры. – Веспасия печально покачала головой: – Иногда наше восприятие мира настолько различно, что, послушав иного индивидуума, вы могли бы поклясться, что ваш собеседник живет на другой планете. Разве ты никогда не просил очевидцев описать внешность человека или какое-то событие на улице, получая в ответ настолько противоречивые, хотя и абсолютно искренние, свидетельства, что в итоге они опровергали друг друга?
– Да, бывало. Но я все-таки думаю, что он не виноват в убийстве Мод Ламонт.
– Тебе не хочется так думать… Но чем же я могу помочь тебе, помимо досужих обсуждений?
– Я должен выяснить, кто убил Мод Ламонт, пусть даже официально это расследование поручено Телману, поскольку шантажируемые ею люди отчасти стремились дискредитировать Серраколда…
Глаза Веспасии сверкнули мрачной яростью:
– И они преуспели благодаря собственной помощи этого бедолаги. Ты совершишь чудо, если тебе теперь удастся спасти его. – Внезапно взгляд ее прояснился. – Хотя, конечно, если ты сумеешь доказать, что к этому приложил руку Войси… Он же мог организовать и ее убийство… – Она помедлила. – Нет, сомневаюсь, что удача будет на нашей стороне. Войси не настолько глуп. Более того, он чертовски умен. Но он может стоять за этим шантажом; вопрос только в том, насколько далеко… Ты сможешь доказать это?
Питт немного подался вперед:
– Возможно, смогу.
Он увидел, как заблестели глаза его собеседницы, и понял, что она опять вспомнила о Марио Корене. Слез у нее не осталось. Веспасия уже выплакала их все из-за него – сначала в сорок восьмом году в Риме, а потом всего несколько недель тому назад – здесь, в Лондоне. Но боль утраты еще глубоко терзала ее душу. Возможно, эта рана не заживет никогда.
– Мне необходимо узнать, чем шантажировали Кингсли, – продолжил полицейский. – По-моему, это связано со смертью его сына.
Он коротко рассказал леди Камминг-Гульд о том, что узнал сначала о самом Кингсли и его участии в Зулусской войне, а потом о засаде у реки Белая Умфолози вскоре после героической обороны миссии Роркс-Дрифт.
– Понятно, – сказала Веспасия, когда он завершил рассказ. – Очень трудно проследить детально путь отца или брата, достигшего мирской славы, и еще сложнее обстоят дела в мире воинской отваги. Многие юноши, боясь не оправдать ожиданий командования, предпочитали расстаться с жизнью.
Голос старой леди опечалился, и в глазах у нее живо отразились мучительные воспоминания. Возможно, она вспомнила о сражениях в Крыму, под Балаклавой или на реке Альме, а может, о Роркс-Дрифт и Изондлване, или о восстании в Индии, или бог знает еще о каких войнах и утратах. Ее воспоминания могли простираться в детство до самой битвы при Ватерлоо.
– Тетушка Веспасия?.. – позвал ее Томас.
Вздрогнув, пожилая женщина вернулась к реальности.
– Разумеется, – согласилась она. – Наверное, мне будет не слишком трудно узнать от одного из моих друзей о том, что случилось с молодым Кингсли во время разведки на реке Белая Умфолози, но я думаю, что это едва ли волнует кого-то, за исключением его отца. Несомненно, шантажировать его могли возможностью малодушной смерти сына. А это может быть и ложью. Не только грешники пытаются избежать преследований; уязвимы и те, кто переживает почти невыносимые страдания, и их открытые раны не позволяют им достойно защититься.
Питт вспомнил согбенную спину и изможденное лицо Кингсли. Это был особый вид садизма – ради какой-то собственной выгоды терзать таким образом невинного человека. На мгновение ненависть Томаса к Войси вспыхнула с такой силой, что, попадись он ему сейчас, полицейский набросился бы на него с безумным ожесточением.
– Конечно, может быть, обстоятельства случайной смерти сына Кингсли настолько таинственны, что до правды докопаться трудно, а ложь распустить легко, – продолжила Веспасия. – Но я выясню все, что смогу, и если окажется, что всё в порядке, то смогу сама сообщить это генералу.
– Благодарю вас, – ответил Питт.
– Не много же пользы от связи с этим шантажом самого Войси, – с досадой продолжила леди Камминг-Гульд. – Каковы твои надежды на обнаружение личности третьего клиента? Полагаю, тебе известно, что он мужского пола? Ты сказал именно слово «его».
– Верно. Это довольно пожилой мужчина, со светлыми или седыми волосами, среднего роста и телосложения. Вероятно, получил хорошее образование.
– Твой просвещенный теолог, – с сожалением произнесла старая дама. – Если б он отправился на сеанс медиума, намереваясь доказать обман и сорвать с нее маску перед другими клиентами, Войси это вряд ли понравилось бы. Я думаю, можно предположить, что под большим внешним давлением он мог и решиться на акт возмездия.
С этим было невозможно спорить. Питт вспомнил взгляд Чарльза Войси, когда они встретились в палате общин. Войси ничего не забывает и ничего не прощает. И вновь полицейский похолодел, с тоской взглянув на теплую, залитую солнцем гостиную.
Веспасия задумчиво свела брови.
– О чем вы задумались? – спросил ее гость.
Взгляд серебристо-серых глаз леди Камминг-Гульд стал тревожным, и хотя ее идеальная осанка с прямой спиной не изменилась благодаря выработавшейся с годами привычке к самоконтролю, ее внутреннее волнение выдали внезапно напрягшиеся плечи.
– Я много думала об этом, Томас, и до сих пор не понимала, почему тебя второй раз отстранили от командования на Боу-стрит…
– Войси, – выдавил Питт с поразившей его горечью.
Ему казалось, что он научился контролировать свой гнев и обжигающее чувство несправедливости по поводу последнего отстранения, но теперь его вновь охватил приступ сильнейшего возмущения.
