— Тебя? — прыснула Маргитка. — А ты неграмотный был?
— Да где же, девочка, я мог бы грамоту узнать? Мы ведь таборные.
— А отца ты не видел?
— В живых не застал. Но, говорят, хороший человек был.
Илье не нравился этот разговор. Уж если ни Митро, ни Илонка не захотели говорить с девчонкой о ее настоящих родителях, — значит, так нужно им было. И остальные цыгане, кажется, не очень трепались. Может, и верно — ни к чему ей много знать. И так голова дурью забита.
— Она отца очень любила? — Не дождавшись ответа, Маргитка встала, прошлась по комнате. — Наверное, очень… Не побоялась ведь никого: ни мужа, ни других цыган. Я, Илья, думаю, что так и надо. Когда любишь, бояться незачем. И молчать ни к чему. Другого-то раза, может, и не будет.
— Какого еще раза? — удивился он. Маргитка остановилась в дальнем углу.
— Я люблю тебя, Илья.
Он и слова не успел сказать — а она уже подбежала и встала рядом. Волосы снова упали ей на лицо, и Маргитка резким движением перекинула их через плечо. Илья увидел жгут перепутавшихся кудрей, тускло блестящих в свете лампы. Глаза Маргитки тоже блестели, лицо было напряженным.
— Я люблю тебя, — не отводя взгляда, повторила она.
Илья опустил глаза.
— Шутишь, девочка?
— Какая я тебе девочка? Мне семнадцать! В таборе уже своих детей имела бы!
— У меня дочь такая, как ты. — Илья не слышал собственного голоса, стараясь унять поползшую по спине дрожь, видя — девчонка не шутит. — Что, помоложе никого не нашла?
— Кого? Сопляков наших? Носы им вытирать?! Не хочу! — почти выкрикнула Маргитка, стукнув кулаком по столу. — Может, ты боишься, что Настька твоя что-нибудь узнает? Не узнает, Илья! Спасением души клянусь.
— Да чего же ты хочешь? — ошалело выговорил он.
Маргитка опустилась на колени возле ног Ильи и взяла его за руку. Уродливая кофта упала на пол, в пятно света.
— Илья… Я же не противная тебе, я знаю. Не отворачивайся. Я видела… как ты на меня смотрел. На дочерей так не глядят.
Глаза ее были совсем близко, огонек лампы плясал на дне их зелени, как отражение костра — в реке. Призвав на помощь господа и всех угодников, Илья отстранился, но Маргитка подалась вслед за ним.
— Девочка, не вводи в грех. — Язык его уже не слушался. — Митро — брат мне…
— Он же мне не отец! Он же мне не отец… Не бойся… Ничего не бойся, я никому не скажу. Никто не узнает! Илья! Я же люблю тебя, я люблю тебя! Святая правда! — Маргитка вдруг прильнула к нему всем телом. Теплые волосы упали на лицо Ильи, под рукой оказалась упругая девичья грудь, шею обожгло неровное дыхание Маргитки, и он не смог оттолкнуть ее.
— Чяери, но как же…
— Молчи-и…
За окном ударило так, что задрожал дом. В свете молнии Илья увидел глаза Маргитки, полуоткрывшиеся губы, сползшую с плеча рубашку. Поймав его взгляд, Маргитка дернула эту рубашку так, что та с треском разорвалась, и прямо перед глазами Ильи оказались худые ключицы и маленькие круглые груди с вишнями сосков. И у какого бы мужика осталась на месте голова при виде всего этого? Разве что у святого… А святым он, Илья Смоляко, не был никогда. И лишь когда волосы Маргитки уже смялись под его руками и полетела в угол ее юбка, а сама Маргитка, запрокинувшись в его руках, застонала сквозь зубы от боли, Илья почуял неладное. Едва справляясь с накатившей одурью, сумел все-таки спросить:
— Девочка, что это? Ты разве не…
— Давай!!! — не своим голосом закричала Маргитка, прижимаясь к нему, ее крик утонул в раскате грома. И больше Илья не думал ни о чем.
Впоследствии, вспоминая эту ночь, Илья не мог понять: как ему не пришло в голову, что в доме, кроме них с Маргиткой, были Кузьма, кухарка, бабка Таня и, наконец, его же собственные дети. И в любой момент кто-то из них мог заглянуть в залу. Но он не подумал об этом даже тогда, когда все было кончено и Маргитка, сжавшись в комок, всхлипывала у него под рукой, а он гладил ее перепутавшиеся волосы. За окном шел дождь; затихая, ворчала уходящая за Лужники гроза. В пятне света лежала смятая юбка Маргитки.
— Девочка…
— Что?
— Зачем ты это сделала? Зачем ты меня обманула? Ты же… Зачем?
— За спросом. — Маргитка выбралась у него из-под руки, встала на колени, через голову стянула порванную, измятую, перепачканную кровью рубашку. — Ну вот куда ее теперь? Выкинуть только…
Она о рубашке беспокоится! Илья сел на полу.
— Я тебя спрашиваю! С ума сошла? Ты же девкой была!
— Ох, да пошел ты… — Маргитка вытерла рубашкой слезы. — Да если бы я тебя не обдурила, ты б от меня так и бегал. Что — неправда?
Он не нашелся что сказать на это. Сев на полу, запустил обе руки во взлохмаченные волосы.
— Ох, глупая ты… И я не лучше. Что делать-то будем теперь?
— Делай что хочешь, — разрешила Маргитка, усаживаясь рядом. — Я — так жить помаленьку буду.
Точно — сумасшедшая. Илья обнял тонкие плечи Маргитки, почувствовал, как она прижалась к нему, и по спине снова побежала дрожь.
— Глупая ты девочка… Что ж ты со мной делаешь?
— Я тебя люблю. — Маргитка повернула к свету лампы заплаканное, казавшееся похудевшим, осунувшееся лицо. — Это правда, Илья. И не глупости, и не дурь. Со мной такого еще в жизни не было.
— Да сколько там жизни твоей… Птенчик желторотый.
— Ты что — не цыган? Маме тоже семнадцать было, когда она к отцу ушла. И Настьке твоей, когда она за тобой в табор сбежала. Скажешь, обе птенчиками были?
Настя… Илья опустил голову.
— Нехорошо вышло, девочка. У меня жена, дети…
— Да кто их у тебя отбирает? — Пальцы Маргитки вползли в его волосы, и Илья зажмурился. Молодая. Господи, какая же молодая… Горячая, тоненькая… От глаз, от волос этих — голова кругом, и что ты тут поделаешь?
— Я к тебе не замуж прошусь. Живи со своей Настькой, черт с тобой. Я тебя все равно любить буду. И ты меня, может, полюбишь. А если нет — что ж… Неволить не стану.
Лампа на столе замигала и погасла. В кромешной темноте Илья притянул Маргитку к себе, погладил, и она снова вся задрожала, обнимая его. Судорожно зарываясь лицом в рассыпавшиеся, теплые волосы прильнувшей к нему девочки, Илья подумал, что такого с ним не было давно, очень давно. Он и не ждал, что когда-либо это вернется к нему.
С улицы донеслись сонные голоса цыган, дребезжание пролеток. Маргитка привстала на коленях, на ощупь нашла руку Ильи, прижала его ладонь к своей груди.
— Ну, Илья, все. Не было меня здесь. И сам ты только что из кабака пришел, понимаешь? А если, дай бог, не случится ничего, завтра… — Она притянула его к себе и торопливо, взахлеб зашептала на ухо.
