— Кто — она? — ничего не поняв, переспросил Гришка. — Ты слышишь меня? Поедешь? Если хочешь, прямо сейчас…
Маргитка отвернулась от него. Снова странно улыбнулась и покачала головой:
— Да нет… не поеду. На что ты мне, птенчик такой? Вон кого уговаривай… — Она махнула рукой на дом. Гришка взглянул через ее плечо и увидел стоящую на крыльце Анютку. Та зевала, встряхивала в руках плюшевую кофту, но в сторону Гришки и Маргитки косилась исправно.
— Да с ума вы, что ли, посходили?! — взвился Гришка. — И ты туда же! Даром она мне не нужна, ясно вам всем?
— А ты мне даром не нужен. — Маргитка обошла парня, открыла калитку. Гришка все-таки догнал девушку, взял за плечо. Маргитка остановилась. Мягко сняла Гришкину руку, слегка сжала ее. Устало сказала:
— Не мучайся. Ничего не выйдет. Я такую гадость ему устроить не могу.
— Да кому — ему?! — завопил Гришка, но Маргитка уже шла, не оглядываясь и не обходя луж, к крыльцу. Мимо Анютки она прошагала, словно не заметив ее, потянула на себя дверь и исчезла в темных сенях.
Ближе к вечеру, когда дождь поутих и сквозь тучи пробились красные лучи заходящего солнца, по Большому дому пронеслась радостная весть: Настиной дочери лучше. Шатающийся после бессонной ночи Яшка спустился в нижнюю залу и сообщил, что Дашка перестала «молоть ерунду», жар ее утих, и девочка спокойно заснула. Выпалив это на одном дыхании, Яшка повалился навзничь на диван, зевнул и успел напоследок выговорить заплетающимся языком:
— Илья Григорьич, тебя тетя Настя звала.
— Меня? Сейчас? — опешил Илья.
Но переспрашивал он напрасно: Яшка уже спал, уткнувшись лицом в диванную подушку. Илье оставалось только подняться и выйти. В сенях он собрался было перекреститься, но, вспомнив, сколько всего наговорил богу за эти дни, опустил руку и медленно пошел по скрипучим ступенькам наверх.
В маленькой комнате было темно. Занавешенное окно светилось тусклым квадратом, закатный свет полоской тянулся по потолку. Настя сидела возле постели спящей Дашки вполоборота к окну. Войдя, Илья тихо прикрыл за собой дверь, сел на пол у порога. Некоторое время они молчали. Илья сидел с закрытыми глазами, слушая, как шуршат за стеной мыши. Настя, глядя в окно, гладила ладонью бархат подушки у себя на коленях.
— Когда едете, Илья? — спросила она, не оборачиваясь.
— Едем?..
— В Сибирь.
— Настя… — начал было он. И осекся, остановленный ее усталым жестом.
— Я ведь знала, Илья. Чувствовала. Еще давно, летом. Только мне и в голову прийти не могло, с кем… Хотя несложно было и догадаться в тот момент, когда ты ее за Гришку брать отказывался. Слушай, я теперь даже спрашивать боюсь про совесть твою! Маргитка же родилась при тебе, она дочери твоей всего на год старше! Девочка совсем, глупая… Неужели потаскух на Москве тебе мало? А про то, что Митро тебя от смерти спасал, ты забыл? Что он родня нам?
Илья тяжело молчал. Что ей ответишь теперь? Не рассказывать же, как шла кругом голова от запаха молодого тела, как прятал лицо в ворохе теплых волос, какие шептал слова…
— Ладно, что об этом… — Настя коснулась пальцами лба, словно стряхивая что-то, и вымученно улыбнулась. — Первый раз, что ли? Ты и молодым-то не все ночи дома ночевал, а я тогда все-таки лучше была, моложе.
— Да я же… Настя!
— Молчи ты, ради бога! — со вздохом сказала она, снова отворачиваясь к окну. — Мне ведь никакой радости нету с тобой спорить. Если подумать, тебя и винить не в чем. Что делать, раз такой уродился. Я еще замужем за тобой не была, а уже знала, какой ты кобель. Значит, сама и виновата. Думать надо было, с кем связывалась.
— Настя, подожди, послушай…
— Не буду я ничего слушать, — спокойно, но твердо оборвала она его. — Не буду, Илья. Незачем. Надоело. Я тебя неволить не хочу и сама больше терпеть не стану. Столько лет мы друг с другом промаялись, хватит. Уходи и не мучай меня больше.
— Куда я пойду? — изумленно спросил Илья. Он ожидал чего угодно: слез, воплей, проклятий, — но не этого.
— Тебе лучше знать. Собирались же вы с Маргиткой куда-то… — Голос Насти дрогнул, и Илья чуть не завыл от стыда. Опустив голову к самым коленям, он смотрел не отрываясь на то, как широкий красный луч ползет по полу к его сапогам.
— Мой тебе совет, Илья, — бери девочку скорее, и езжайте, куда хотели… пока Митро не догадался ни о чем. Сам знаешь, что тогда будет. За детей не бойся — взрослые они.
— Как «не бойся»? — повысил он голос. — Это мои дети! Дашку замуж отдавать кто будет? И кто мальчишек прокормит? Ты? Или князь твой?
— Эк куда тебя понесло… — задумчиво сказала Настя.
— И понесло, да! А ты чего хотела? Видал я, как он на тебя, словно кот на сметану, облизывался!.. — Илья чувствовал — пропадает, знал — не это сейчас надо говорить, но и постромки, и вожжи уже оборвались к чертям…
— Избавиться от меня решила? Княгиней на старости лет устроиться захотела?! Думаешь, ему дети твои нужны? Думаешь, Дашка нужна? Или ты сама?! Покрутит с тобой по старой памяти и выкинет за ненадобностью! Княгиня, леший бы тебя взял!
— Не кричи, Дашку разбудишь, — попросила Настя, и Илья умолк, тяжело дыша. Мысль была одна, отчетливая и ясная: доигрался. Поднявшись с пола, он подошел к жене. Растерянно повторил, глядя ей в затылок:
— Ну, куда я пойду, Настя? Что я — мальчишка сопливый? От тебя, от детей, от Дашки… Куда мне? Что цыгане скажут? И ты как собираешься жить?
— А о чем ты раньше думал? — почти сочувственно спросила она.
— Не знаю…
— А кому же знать, морэ? Мне? Или Маргитке? Хоть бы ты ее пожалел, девочка совсем голову потеряла… Не надо, Илья. Незачем. Послушай меня хоть раз в жизни — уходи.
— Не могу я так.
— Придется. Я тоже не могу. Терпеть этого больше не могу. Годы мои не те, чтобы из-за собственного мужа с девчонкой-пигалицей воевать. Может, ты еще прикажешь ей косы выдрать или глаза выцарапать? — Настя вдруг усмехнулась. — Да я этим и в молодости-то не занималась… А, наверно, зря, сейчас бы уже руку набила. Все, иди. И чтобы мне тебя не видеть больше. Знаешь… все-таки я так, как тебя, никого не любила.
— Настя, ради бога! Не пойду я никуда! Послушай меня, я…
— Уходи-и… — простонала Настя, зажмуриваясь, и Илья, наконец решившийся поднять взгляд, увидел, что она плачет. И плачет уже давно, потому что платочек в ее пальцах превратился в крошечный мокрый комок. — Уходи, проклятый, к девке своей! Убирайся! Кобель ненасытный, всю жизнь, всю кровь выпил из меня! Видеть я тебя уже не могу, понимаешь ты это?! Понимаешь или нет, вурдалак? Понимаешь, изверг?! Пошел вон!
Дашка на кровати шевельнулась, прошептала что-то, и Настя умолкла, склонилась над ней. Илья, повернувшись, вышел за дверь. Медленно спустился по лестнице в сени. Долго стоял в темноте, прислонившись спиной к сырым бревнам. Из-за двери залы слышались звуки рояля, звонкий голосок Анютки напевал знакомый романс:
