– И держали меня «под наблюдением»?
– Да, – выпалил он.
– Вот, значит, что это было? А все те слова, которые вы говорили мне…
– Давайте не будем сейчас о них вспоминать, – грубо прервал герцог Олу. – Я выполнял свой долг.
– Долг? Это долг велел вам целовать меня и говорить, что любите? Это долг…
– Довольно. Вы не в том положении, чтобы требовать объяснений. Вы приехали сюда для того, чтобы обманывать.
– И провалилась. Но ваш обман оказался очень успешным, не так ли? До той минуты, пока вы не сказали тому человеку, что я веду себя подозрительно.
– А вы и вели себя подозрительно. Вы не хотели знакомиться с королевой, зато очень хотели увидеть ее на расстоянии. С оружием наготове, если верить Дансону.
– Неужели вы в это верите?
– А почему не верить? Вы проговорились, что прекрасно стреляете… Хотя потом и брали свои слова назад.
– Но… я просто подумала, что на ваш взгляд это не женское занятие.
Оле тогда хотелось, чтобы Джон полюбил ее, но в этом она не могла признаться. Глядя на его мрачное лицо, девушка не увидела сомнения или неуверенности в своей правоте.
– Это лучшее объяснение, которое вы можете дать? – холодно произнес герцог.
– Да, это лучшее объяснение, которое я могу дать. Это правда. Я повела себя глупо, но не более того. И самым глупым было… – Голос девушки дрогнул, она замолчала.
Могла ли Ола признаться этому железному человеку, что самой большой ее глупостью было то, что она поверила его медовым словам и отдала свое сердце? Отдала так искренне, что оно до сих пор принадлежало ему, хотя где-то в душе она была близка к тому, чтобы возненавидеть его.
Джон наверняка только посмеялся бы над ней.
– Да? – требовательно произнес он. – Что было самым глупым?
Вдруг Ола почувствовала страшную усталость.
– Не важно, – сказала она. – Вы все равно мне не поверите. После этого вы никогда не будете верить ни единому моему слову, а я не смогу верить вам.
В холодной тишине каменной камеры они молча смотрели друг на друга.
Потом герцог подошел к окну и выглянул во двор. Мрачная унылость темницы угнетала, душила его. Он должен выйти отсюда. Сказать было больше нечего, и все же Джон не мог ее оставить.
– Я думаю, вы ко мне несправедливы, – отрывисто произнес он. – Разве я все это начал?
– Нет, это начала я, приехав в Лондон в чужом обличье. Но, когда я вспоминаю некоторые наши разговоры, то начинаю понимать: вещи, которые говорила я, а вы потом использовали против меня…
– Что? – нетерпеливо выпалил он.
– Вы сами исподволь заставили меня говорить эти вещи, Джон. Вы расставили ловушки…
– Но ведь я знал, что вы обманываете меня, – взорвался герцог, взбешенный подобной несправедливостью.
– А потом вы пошли к сэру Бернарду и доложили ему, что выведали.
Джон молчал, буравя ее пылающими глазами.
– Скажите, – продолжила девушка, – он один из тех «друзей», которые советовали вам не помогать мне?
– Да. Он думает, что вы собирались убить королеву, а потом и меня. Это правда?
И тут Ола разозлилась. Возможно, спорить с ним было неразумно, но тогда она об этом не думала. Горькая, обжигающая злость, кипевшая у нее внутри, выплеснулась наружу.
– Стала бы я это признавать, если бы это было правдой? – бросила она.
Герцог в два шага подошел к Оле, взял ее за плечи и встряхнул.
– Говорите правду, – закричал он. – Все это было ложью? Каждая улыбка, каждый поцелуй… Все это притворство, ведущее к убийству?
– Чья жизнь для вас важнее, Джон? – спросила она. – Королевы или ваша собственная?
– Королевы. Только ее, потому что если вы не честны со мной, то я сам вложу в вашу руку пистолет и разрешу застрелить меня. Зачем мне такая жизнь?
Он зажмурился в ужасе, вспомнив, что сейчас опасность угрожает жизни Олы, а не его собственной. В это же время через неделю она может умереть, и его жизнь превратится в проклятую пустыню.
Открыв глаза, Джон увидел ее лицо, обращенное к нему. Тени вокруг глаз, губы, сжатые от напряжения и страха. Ему вспомнилась их первая встреча, жизнерадостный задор, с которым она играла свою роль, молодой, звонкий смех, с которым Ола бросала вызов миру.
И все обернулось вот этим.
Со стоном герцог сжал кулаки и накрыл ее губы своими губами, чтобы понять, почувствовать тайну, которую хранило ее сердце. Губы девушки были сладкими – такими же сладкими, как во время всех их поцелуев. На миг ужасная каменная темница исчезла, и они остались одни.
– Ола, – прошептал он. – Ола…
На мгновение она поддалась волшебству поцелуя, которое не исчезло даже сейчас. В его объятиях она могла забыть обо всем на свете.
Но ненадолго.
В следующую секунду Джон произнес слова, разрушившие чары:
– Скажите правду. Скажите, Ола…
Она начала вырываться и яростно прошипела:
– Нет, отпустите меня. Все кончено. Разве вы не поняли?
Когда Джону пришлось оставить ее, он увидел, что она права, и вдруг его разум застлала тьма.
– Сэр Бернард продумал все, да? – с напором заговорила Ола. – Вчера он не сумел заставить меня сказать то, что ему хотелось услышать, поэтому послал вас сделать эту грязную работу. Да, я говорила, что вы расставляли ловушки, но не думала, будто вы попытаетесь заманить меня в новую.
– Нет! – с болью в голосе вскричал он. – Это не так! Клянусь.
– Оставьте меня, – холодным как лед голосом приказала она. – И не возвращайтесь. Я открыла вам правду. Это все, что могу сделать.
– Ола…
– Уходите!
В отчаянии Джон повернулся к двери, но девушка быстрым движением выбросила руку и прикоснулась к нему.
– Постойте, – сказала она. – Я хочу попросить об одном, не для себя – для Греты. Я по глупости своей сама навлекла на себя беду, но ее единственное преступление – это то, что она верна мне. Я не шпионка, она тоже. Однако ее, как и меня, бросили в тюрьму. Умоляю вас, спасите Грету. Забудьте обо мне, но ее спасите. Обещайте, что сделаете это.
Джон нахмурился.
– Не знаю… Разве что попросить помощи у моей крестной.
– Делайте что угодно, – взмолилась Ола, только освободите ее. Неважно, что будет со мной.
Бросив на девушку прощальный взгляд, герцог вышел из камеры, не произнеся больше ни слова.
Время тянулось мучительно медленно. Каждый шаг за дверью заставлял Олу содрогаться, но лишь раз в ее камеру кто-то вошел. Это была надзирательница, которая провела ее в расположенную поблизости небольшую ванную комнату, где Ола смогла умыться, впервые со вчерашнего дня. Когда она вернулась в камеру, ее ждал стакан воды и миска супа.
