Атульф пожал плечами:
– К счастью для меня, твои соображения никого не интересуют. – Он направился к выходу, но на пороге задержался и обернулся. – Но не надейся, что я забуду хотя бы слово, сказанное тобой сейчас. И знаешь, я еще буду здесь хозяином. Хозяином и усадьбы, и монастыря. Вот увидишь.
Нож оказался неповрежденным, и Видиа, которому все никак не удавалось отдышаться, сунул его обратно в ножны. Он снова задумался над тем, почему остался в Донмуте, будучи вольным человеком. Мать его была родом с севера Йорка, и он знал, что родня с радостью примет его. Для хорошего охотника найдется место где угодно. Он не собирался быть на побегушках у Атульфа, особенно после случившегося только что. Внезапно ему стало тесно и душно в конюшне, захотелось на свежий воздух, захотелось побыть одному. Он готовил сейчас к охоте молодую самку сокола сапсана и решил потренировать ее с использованием вабила
[50]. Летний вечер еще только-только начинался, и общение с птицей, доставлявшее ему радость, поможет ему забыться.
– Видиа?
Стоя спиной к воротам, он на мгновение замер с соколом на кожаной перчатке, протянув вторую руку, чтобы взять вабило.
– Можно мне войти?
– Уходи.
– Видиа! Прошу тебя.
Он и без Атульфа понимал, что она скоро оправится. Не могла же она вечно прятаться в доме отца – и он знал, что уж кто-кто, но она точно не станет этого делать, даже если бы могла. Ему было больно и его тошнило, но не из-за ее присутствия, а из-за нападения Атульфа.
– Уходи, – повторил он.
– А ты повернись и повтори это, глядя мне в глаза.
Он подчинился. Птица на его руке покачнулась, но сразу же восстановила равновесие. Даже сквозь толстую кожу перчатки он чувствовал мощную хватку ее когтей.
– Они не должны были выдавать меня за Хирела. Я должна была выйти за тебя.
Он смотрел на нее, словно не веря своим глазам.
– Ну да, возможно. И тогда Ингельд занял бы мое место в твоей постели.
– Ты и сам в это не веришь. – Она сделала несколько торопливых шагов в его сторону, но он предостерегающе поднял руку, и она остановилась. – Если бы у меня был ты, я бы ни за что не стала бы слушать Ингельда! – Голос ее временами звучал пронзительно.
– Да, но тот вепрь внезапно все испортил. Тебе не приходило в голову, что я тысячу раз думал о том, что нужно было мне просто отойти в сторону и пропустить удар зверя, предназначенный не мне? Это уберегло бы нас от многих бед. – Он изо всех сил старался говорить спокойно, чтобы не пугать выпестованную им птицу с колпачком на голове, доверчиво сидящую сейчас на его руке.
– Если бы ты попросил, Элфрун теперь дала бы тебе землю. – Сетрит прикусила свою пухлую чувственную губу; в глазах ее была мольба.
– Да, наверное, дала бы. Она хороший лорд – для меня, по крайней мере. – Видиа чувствовал, как изнутри медленно поднимается горячая волна. – Но ты радовалась, когда удалось заарканить Хирела, а затем с такой же радостью предала его, когда подвернулось кое-что получше. Смотри, что из этого получилось в результате. Еще и месяца не прошло после смерти и его, и Ингельда, а ты уже здесь, готовая, как сучка во время течки.
Выражение лица Сетрит стало замкнутым.
– А ничего и не получилось.
Ему показалось, что он ослышался.
– Как это?
– Я говорю, ничего из этого и не получилось, – по-прежнему тихо повторила она, но теперь он уже был уверен, что разобрал все слова правильно. – Хирел не убивал Ингельда. – От спокойной уверенности в ее голосе по спине у него побежали мурашки. – Я думала, что это, наверное, сделал ты.
Он уставился на нее. Повисло долгое молчание, но Видиа казалось, что воздух полнится пронзительными криками. В конце концов он покачал головой.
– И ты даже никогда не испытывал искушения убить его?
К его немалому удивлению, теперь в ее голосе звучала доверительная интонация, и она сделала еще пару шагов в его сторону.
Внезапно Видиа очень живо вспомнил Ингельда, уходящего от него вниз по склону, беспечно насвистывая, вспомнил его уверенную походку, вспомнил, с какой легкостью он мог бы тогда всадить в его спину свой нож. А сколько еще людей рассуждает так же, как Сетрит? Ответ будет простой – все. Каждый, кто знал, как их тянуло друг к другу до того случая с диким вепрем… Он должен был это как-то остановить. Она теперь собирается распространять по всему Донмуту эту грязную ложь?
– Какая разница, чего я когда-то хотел? Я никогда не поднимал руку или нож на этого человека, и я могу это доказать. Когда весть об этом долетела сюда, я был в конюшнях. – Но когда он сказал это, мысли его вдруг заметались в голове, точно попавшаяся в сеть коноплянка. А был ли кто-нибудь тогда с ним здесь? Только мальчик-собачник, но тот не может говорить. С другой стороны, ни один из тех, кто его знает, никогда бы не поверил, что он мог совершить такое.
– Ну, тогда, наверное, это был не ты. – Сетрит лениво пожала плечами. – Значит, это был кто-то другой, возможно, кто-то, кто тоже хотел меня. Или кто ненавидел Ингельда по другим причинам. Но только не Хирел.
Видиа покачал головой. Все указывало на пастуха. Его не очень удивляло, что горе и потрясение вывели Сетрит из равновесия, но ее присутствие выбивало его из колеи, и он хотел, чтобы она побыстрее ушла, оставив его наедине с птицей.
– Я сказала об этом Элфрун.
– Ну и?..
– На этом все. – Лицо Сетрит напряглось. – Она не захотела слушать, вот я и решила: пусть все остается как есть. Я ничего не сказала. А теперь и не скажу – разве что кто-то заявит, что это моя вина. – Он уже открыл рот, намереваясь ответить ей, но она все еще продолжала говорить тем же холодным и бесстрастным тоном. – А теперь я вернулась под крышу родного дома, к матери и отцу, вот и решила сходить к тебе. Ты всегда мне нравился, и, возможно, я смогла бы забыть про твои шрамы на лице. Но теперь вижу, что ты изменился. Все изменилось.
61
Каким-то образом вышло так, что сено собрали в срок, ячмень и овес уродили, над Донмутом сияло солнце, а все празднования в церкви, зале и на полях прошли должным образом и в свое время. Даже овцы были пострижены, а вся шерсть уложена в тюки – это сделали два парня, которые раньше работали с Хирелом, при помощи всех рабочих рук, какие только удалось найти. Так что теперь в женском доме с утра до ночи кипела работа под стук и скрежет ткацких станков. Элфрун знала, что женщины здесь – совсем как прежде – вновь делились последними сплетнями и смеялись.
Но только не в ее присутствии. При ней такого не было никогда.
Элфрун так и не собралась с духом, чтобы поговорить с Лудой об украденных шкурках ягнят. А когда она решилась в общих чертах рассказать Видиа о том, что произошло, попросив его поехать на пастуший хутор, забрать из тайника в сарае на стропилах шкурки и привезти их сюда, он, вернувшись, сообщил ей, что там уже ничего нет.
