– Ну, да, но разве ты не?… Слушай, в Чайна-тауне полно отличных вещей и отличной еды. Я знаю, тебе там понравится. Я покажу тебе, где я работала.
– Тогда окей. – Она поспешила за нашими пальто и своим кошельком. – Пойдем. Только возьму список покупок.
Даже воскресным утром в середине зимы Чайна-таун был переполнен. После прекрасного вакуума пентхауса шум, цвета и сутолока атаковали органы чувств. Я поглядывала на Анку, интересуясь ее реакцией. Она пребывала в своей стихии. Не было грейпфрута, соленой трески, морковки, упаковки нижнего белья («Фрут оф зе Лум», пять предметов за 2 доллара 99 центов) или пластмассовой монетницы, которую она бы не взяла в руки и не пощупала бы. Если кто-то случайно врезался в нее, она улыбалась. Анка чувствовала себя здесь как дома.
Может быть, для нас это место было домом больше, чем квартира, в которой мы жили.
Не знаю, как насчет нее, а я могла быть здесь собой. Мне пришлось буквально вытаскивать ее из кухонного магазинчика Ли. Анка купила шестнадцать маленьких синих с белым мисок для вечеринки, которую Оливия вовсе не собиралась устраивать, и прошлогоднюю модель блендера «Витамикс» для своей сестры.
«Она больна и не заметит, какого года эта модель».
Я направила ее на рынок Ченей, прекрасно понимая, что никогда не смогу вытащить ее оттуда после того, как она увидит немыслимое количество свежих фруктов и овощей. Как обычно, миссис Чень материализовалась из ниоткуда.
Несмотря на погоду, она все еще щеголяла в своем фирменном ослепительно-белом переднике и шлепках, вышитых драконами.
– Кэти, ха! Ты вернулась! Я шагнула к ней.
Она отступила, явно опасаясь, что я собралась обниматься. Потом она внимательно посмотрела на Анку.
– Твоя мать?
– Нет, дорогая, я есть домработница.
Я почувствовала себя так, будто попала в ситком восьмидесятых. О чем я думала? Не было шансов, что эти две женщины смогут преодолеть разделяющие их акценты и культуры. Как будто в подтверждение моих мыслей миссис Чень хлопнула Анку по руке, заставив бросить яблоко.
– Вот еще, не хорошо! – Миссис Чень схватила Анку, потащила ее в заднюю часть магазина и дальше, в переулок. Ничего себе, Анка разживется еще не упакованными продуктами. Это была честь, оказываемая только самым уважаемым клиентам. Что теперь? Учитывая склонности Анки, мы могли проторчать здесь до полуночи. Я отстала, сражаясь с трофеем от Ли. Одна только сумка с блендером была размером с колесо грузовика.
– Мичелоб?
[18] Мичелоб, это ты? – Я повернулась, потом повернулась еще раз.
– Это ты! – Это был Джонни во всей своей раздражающей красоте. – Что ты тут делаешь? Не можешь пережить разлуку? Я польщен.
– Ты прекрасно знаешь, что я работала тут. – Я фыркнула. Боже, как же он меня раздражал.
– Конечно, – ответил Джонни, пожимая плечами. – Но теперь ты живешь в заоблачных высотах. Так что я вынужден предположить, что ты вернулась, чтобы взглянуть на меня хоть одним глазком. – Он подбросил в воздух забракованное Анкино яблоко, а потом поймал его и надкусил. После такого миссис Чень погонит его железной трубой. – Смотри внимательно, Мичелоб.
Что за черт?
– Насмотрелась, спасибо. Но забудем обо мне, что ты здесь делаешь?
Джонни указал на улицу.
– Это, светлая Мичелоб, моя территория, моя сфера влияния. Мои предки держат булочную на Малбери.
– Эй, меня зовут Кейт. Я была бы благодарна, Джонни, если бы ты называл меня так. И я еще раз спрошу, кто, во имя всего святого, называет сейчас детей «Джонни»?
– Так звали моего отца. О, черт.
– Звали? – Я вздрогнула.
– Звали. – Джонни прекратил жевать. – Мой па, Джон-старший, умер несколько месяцев назад. Мне пришлось ненадолго оставить школу, чтобы помочь со всем, но в январе я поступаю в ГУ.
– Омнетакжальмнедействительножаль. – Слова падали и глупо бежали вприпрыжку. Я ужасно себя чувствовала, думая о его отце и о том, что высмеивала его имя, и о том, что я сейчас ощущала, что бы это ни было. – Что такое ГУ?
Он покачал головой и улыбнулся.
– Городской университет Нью-Йорка. Я буду учиться на помощника юриста, ждать и собирать кредиты, пока не подам заявление на поступление в Нью-Йоркскую полицию. А ты? – Он смотрел на меня. – Полагаю, не меньше, чем Принстон для принцессы гуайло.
– Не меньше, чем Йель.
– Ты должна признать, что я почти угадал. – Он ухмыльнулся.
– Ничего я не признаю, кроме того, что… Слушай, я действительно очень сожалею о твоем отце. Правда.
– Настолько, чтобы объявить перемирие?
– Перемирие? Мы не воюем. Пойми, Джонни, я не ищу…
– Остынь, детка. Просто друзья. Даже при том, что Чени присматривают за тобой, и поверь мне, миссис делает это куда лучше тебя, у меня есть чувство, что их маленькая гуайло в высшем обществе смотрится еще более чужеродно, чем здесь.
Чужеродно? Я снова вскипела. Да кем он себя считает? Если б он только знал, с кем говорит и как далеко я…
– Если ты помнишь, я тоже общаюсь с любителями вечеринок верхнего Ист-Сайда и, – он окинул взглядом помещение рынка, – никто лучше меня не знает все секреты этого места. Эти люди верят мне. Меня уважают в обеих частях города.
Есть ли пределы у его самодовольства?
Но когда я собиралась одернуть его, я услышала позади поступь миссис Чень.
– Джонни, ха! Хороший мальчик! – Она дала ему еще одно яблоко. – Нравится Кэти? Очень хорошенькая, ха?
Пристрелите меня сейчас.
Прежде чем он успел ответить, а Анка – подхватить тему, миссис Чень вдруг и вправду обняла меня.
– Смотри, что ей надо. Всегда проблемы, ха? Что. За. Черт.
Он поклонился? Что происходит? Как это случилось? От ситкома восьмидесятых я перешла к дешевому триллеру. Джонни повернулся к Анке и представился как мой хороший друг Джонни Донато. Постойте, Донато? Из булочной Донато? Мне нравилась эта булочная. Почему-то это выбесило меня еще сильнее.
– Приятно познакомиться, мэм.
Анка, демонстрируя нетипичную глупость, была польщена.
– Нам пора идти, Анка. – Я принялась собирать пакеты. – Сестра ждет тебя.
Джонни подал мне огромную сумку с блендером – и другую, со всеми мисками.
– Приятно было снова увидеться, Кейт. Теперь, когда ты знаешь, где меня найти, я буду ждать.
Он подмигнул.
Да, он подмигнул.
Проморгайся уже, потому что я никогда не вернусь.
13 декабря, воскресенье
Оливия
Ни Кейт, ни Анки не было дома. Оливия уронила сумочку, сбросила пальто и позволила Брюсу облизать себя.
