– Да, – Марк кивнул, будто говорил сам с собой, – да.
Оливия осмелилась вздохнуть, а затем застыла в своей идеальной позе. Она знала, как выгодно себя подать. Она делала это всю жизнь.
– Теперь, – его голос был низким, хриплым, – сними платье.
14 января, четверг
Кейт
Было почти пять тридцать. Я сидела за столом Шупер, листая алфавитные списки на последних страницах «Руководства», а на самом деле просто ожидая начала собрания. Собрание должно было проходить в маленьком зале заседаний, расположенном прямо за офисом администрации. Мы, «Чудеса» и Редкин, собирались еще раз просмотреть наши инструкции по поводу зимнего торжества. Торжество намечалось ближе к концу месяца, но приготовления велись грандиозные, и в них была задействована целая армия родительских комитетов. Сегодня Редкин собирался представить окончательный список рассадки. Мы должны были запомнить биографии гостей за нашими персональными столами.
Редкин находился в своем кабинете, что заставляло меня держаться настороже, но по крайней мере я знала, что и Гудлэйс была все еще у себя. И ее дверь была распахнута настежь – в последние дни это случалось все чаще и чаще.
– Вы на днях забыли выключить компьютер. Он стоял у меня за спиной.
Он ждал моей реакции. Я не стала реагировать.
– Я бы сказал, что теперь слежу за вами, но я слежу за вами с момента нашего знакомства.
– Пора идти? – Я встала. Я чувствовала его улыбку.
– Вы все еще не видите этого, да? Я пытался вам сказать раньше…
– Марк? – Дрейпер вышла из конференц-зала. Значит, она тоже была тут. Интересно почему? Следит? – Мы можем начинать.
Он шагнул, встав рядом, и чуть склонился.
– Вы наверняка видите? – Он произнес это мягко, нежно. – Если не видите сейчас, увидите очень скоро. Вот почему я буду ждать. Люди вроде нас с вами одиноки. Я знаю, какая вы. Вы и я, Кейт, совершенно одно и то же.
Мое сердце замерло.
«Яблоко от яблони не далеко падает, Кэти. Ты моя копия».
– Марк? Марк? – звала Дрейпер. – Мы готовы.
– Идем, – ответили мы.
30 января, суббота
Оливия
Оливия радовалась. Ее отец все-таки сможет присутствовать на празднике! В понедельник он должен был отправиться на Дальний Восток, но к началу торжеств он вернется. Оливия знала, что присутствие отца рядом увеличивало ее вес на всех мероприятиях и что для него она играла ту же роль. Конечно же отец проспонсировал и собирался возглавить один из столов, точно так, как это сделала Джоанна Шипли, его первая бывшая жена. У Джоанны и ее нового мужа, очень востребованного торакального хирурга, была маленькая дочь, которая только что поступилв в младшую школу Вэйверли. Оливия относилась к Джоанне довольно нейтрально, так же, как и ее отец, но в планах рассадки на таких мероприятиях всегда таятся возможные кошмары. Как ни старайтесь, все равно не сможете продумать заранее все обстоятельства.
Оливия скользила среди гостей, которые сами были мастерами этого дела. Коктейли подали в роскошном вестибюле Музея Уитни. Освещение подчеркивало мерцание каждой драгоценности, блеск золота. Оливия встретилась взглядом с Кейт и показала ей два больших пальца. Кейт была занята, очаровывая Ньюбиггинсов и миссис Кимбо, крупных спонсоров фонда Вэйверли. Оливия гордилась ею. Кейт чувствовала себя здесь как рыба в воде. Оливия надеялась лишь, что Кейт не запнется, когда ее спросят, в какой колледж она подала заявление. Йель был ее ахиллесовой пятой. Оливии было все равно, они поступят туда, вот и все. Она целиком и полностью доверяла своему советнику и своему отцу. Но Кейт ничего не хотела об этом слышать. Слово «Йель» было запрещено. Равно как и слово «Марк».
Кейт тоже выглядела потрясающе. И опять-таки Оливии это нравилось, она рассматривала Кейт как отражение себя. Оливия настояла на том, чтобы Кейт «отправилась за покупками» в ее гардероб, и была довольна, что подруга выбрала красное, кружевное, с пышной юбкой до колена платье от Дольче и Габбана.
– Я надевала его, только когда выезжала куда-то с отцом, так что в этой толпе ты будешь в полной безопасности.
– А разве не все придут в платьях? И «Чудеса» тоже? – спросила Кейт, с восхищением разглядывая себя в зеркале.
– Точно! – ответила Оливия. – Мы будем выглядеть молодо и свежо, и очаровательно. Верь мне, мы будем выделяться из толпы, Кейт. В этих вопросах я – учитель, а ты – ученик.
И это была правда. Оливии удавалось это, даже когда она была еще ребенком. Она просто знала, как носить такие вещи. Она сама надела золотое мини с металлическим блеском от Стеллы Маккартни, которое она купила в Бергдорфе.
[24] Оливия знала, что выглядит прекрасно, но Марк был прав: ей нужно было, чтобы кто-то постоянно говорил ей об этом. Она расцветала в потоке комплиментов, которые сопровождали ее по всему залу.
– Сегодня вечером вы особенно очаровательны, Оливия. – Это был мистер Картрайт. Позже Картрайты будут сидеть за ее столом. – Совсем взрослая. И скоро будете учиться в Йеле, как я слышал.
– Вашими бы устами… – Она слегка вздрогнула – только чтобы продемонстрировать свой трепет.
– Я в этом не сомневаюсь. Я вхожу в совет директоров. Если будут проблемы, пусть ваш отец позвонит мне.
– Я ему передам. Спасибо большое, мистер Картрайт.
К ней присоединился отец. Он вручил Оливии бокал, наполненный, кажется, минеральной водой «Перье». Она скривилась.
– Это «Столичная», содовая и сладкий сок лайма, – прошептал он, уводя ее прочь. – Только один бокал.
– Конечно. Спасибо, папа.
– Ваш спец по связям с общественностью невероятно популярен, – сказал отец, заметив Марка, окруженного местными матронами.
– Я говорила тебе. Он такой удивительный.
Он был так красив в смокинге, что у нее сжималось сердце.
Ее отец вскинул бровь.
– Поверю тебе на слово.
Оливия знала, что этим вечером ей едва ли удастся перекинуться с Марком хотя бы парой слов. У каждого из них была своя роль. Его – очаровывать, уговаривать и танцевать с каждой анорексичной старой девой, которая только бы покосилась в его сторону. Ее – удерживать внимание своего стола и превозносить его достоинства. И, конечно же, достоинства школы.
Они подхватили Кейт, а затем мистер Самнер провел обеих девушек вниз, туда, где стояли столы и шли выступления. От оформления зала захватывало дух. Стены купались в индиго, на них проецировались лазерные картины, отчего все пространство казалось одновременно тесным и сюрреалистичным. Хрусталь сверкал на столах, внося свой вклад в световое шоу, и главным украшением в центре каждого были элегантные веточки не по сезону цветущей белой магнолии.
