«Все любили его».
Согласно нашим источникам, мистер Медвев смеялся, когда его дочь грузили в «скорую».
«С ней все будет в порядке, – не переставал повторять он. – Она как я. Эта детка – таракан. Таракана нельзя убить!»
Мистер Медвев был взят под стражу без поручительства. Кэти Медвев находится в критическом состоянии.
Оливия подняла взгляд на Кейт.
– Что это? Это не…
– Да. Это я. Это мы: мой отец, моя мать. Я таракан. – Глаза Кейт горели. – Как видишь, он был прав. Я выжила. И я прошла сквозь этот круг ада не для того, чтобы меня сломал Марк Редкин. Обещаю тебе, Оливия. Он не получит никого из нас.
– Медвев?
– Это его имя, и оно было моим. – Кейт встала, потом опять села. – Однажды он выйдет и будет искать Кэти Медвев. Так что ее больше не существует. Он убил ее во многих смыслах. – Кейт обхватила себя за плечи. – Посттравматическое стрессовое расстройство так и не прошло. Сразу за этим кошмаром был кошмарный суд, кошмар опеки, кошмар приемных родителей, и я знаю, как это звучит, но… – Она спрятала лицо в ладонях. – После всего этого меня чуть не сломало постоянно преследование прессы. Полагаю, таракан-Кэти, неубиваемый ребенок – слишком заманчивая история. Они преследовали меня, куда бы я ни пошла, хотели постоянно быть в курсе, «где она сейчас», делали фото, совали микрофоны в лицо. И все начиналось заново… Я мгновенно становилась неприкасаемой.
Кейт встала и осталась стоять.
– Я трижды меняла школы. Каждый раз – потому что кто-то из персонала проговаривался или какой-нибудь ученик нагугливал мое имя. И каждый раз все становилось еще хуже. Я больше не могла проходить через это. – Она повернулась к Оливии. – В девятом классе школы Святой Троицы все закончилось. Я официально поменяла имя. Моя мама была ирландка, отсюда – О’Брайан.
Оливия с трудом переваривала все это. Как будто слова подходили близко, но падали на пол до того, как достигали ее. Кейт?
– Оливия, проснись! – Кейт щелкнула пальцами. – И школа Святой Троицы, и Вэйверли, они поклялись соблюдать секретность, и кроме Крюгер и Гудлэйс, никто больше не знает эту историю. Сказать по правде, думаю, Дрейпер тоже не знает. Слушай, я могу пережить все что угодно, но не разглашение моей тайны. Ни за что. Когда люди знают, смотрят, и пресса, все возвращается… И Редкин это понимает.
Это было слишком. Оливия вздохнула и замерла. Камень в ее груди исчез. Она могла дышать. По крайней мере, она могла дышать. Она смяла газетную вырезку и швырнула ее в мусорное ведро.
11 марта, пятница
Кейт
21:47
Мы проговорили четыре часа. Когда Анка с Брюсом вернулись с прогулки, большая часть беседы велась шепотом. Мы разговаривали и шептались, когда притворялись, будто едим. Потом мы переместились в мою спальню и притворились, что поглощены чем-то на моем ноуте. Там мы говорили, спорили и плакали. И наконец у меня получилось. Взгляд Оливии очистился от поклонения и наполнился бесконечным страхом.
Как и должно было быть.
– Что нам делать? Мы должны что-то сделать. Мы должны прищучить его, – сказала она, как только горизонт очистился. – Этот ублюдок пометил меня на всю жизнь. Изрезал меня. Ты и половины не знаешь. Мы все в опасности, Кейт. Я знаю, что он любит. Я знаю, на что он способен. И если подумать, как по-скотски я поступила с Сереной. Я ведь была действительно счастлива, что…
– Оливия, сядь. – Я похлопала по кровати рядом. Она села. – Ты должна отменить сегодняшнюю встречу.
На лице Оливии смятение и облегчение сменяли друг друга.
– Но мы… уже слишком поздно.
– Смотри, мы по щиколотку в зыбучих песках. И нет такого краткого справочника по секретным боевым операциям, который вытащил бы нас оттуда. – Как я уже сказала, я знала, что это действительно так. Каковы были наши шансы? – Не ходи сегодня ни за что. Соберись. Если ты пойдешь туда в таком виде, как сейчас, ты либо потопишь нас обеих, либо нас вообще убьют.
– Убьют! Да ладно, Кейт, не будь…
– Помнишь самоубийство? Вообще-то кузина Серены дружила с этой девушкой. Как тебе? – Оливия побледнела. – И должны быть еще жертвы. Я уверена в этом. Все, что я знаю о таком типе людей и о том, как он давил на Серену… – Я пристально посмотрела на нее. – Ты должна написать ему сообщение и все отменить.
Оливия схватила телефон и принялась расхаживать по моей спальне. Я не двигалась. Пыталась думать. Мыслей не было.
– Я не могу написать ему. – Ее трясло. – Я сделала так однажды, и он четко приказал мне никогда не делать так больше. Никаких эсэмэсок, писем – ничего. Даже голосовой почты… Мы… мы договаривались о встречах в коридорах школы. Если это действительно важно, я могу позвонить Марку на другой номер. Думаю, это одноразовый мобильник. Но даже в этом случае, если он не поднимает трубку после двух сигналов, я должна сбросить звонок. Таковы правила. Он, ну, суперпараноик.
– Нет, он суперумный. – Я застонала. – Он не хочет оставлять никаких виртуальных следов. Много бы я дала, чтобы взломать его рабочий компьютер. Я уверена, его ноут чист как лодка, полная девственниц. – Я схватила подушку и вжала ее в живот. – Интересно, есть ли у него сувениры на память, вроде трофеев. Некоторые собирают… украшения, фото, что-нибудь. Может быть, мы сможем как-то отследить их до школ, где он работал и тогда… тогда… Боже, я не знаю, может шантажировать его, чтобы он оставил нас в покое или что-то еще.
Оливия остановилась и рухнула на сидение рядом.
– Фото?
– Да, фото. Как трофеи его поклонниц. Я знаю, ты любишь «Место преступления» и «48 часов».
– У него есть фотоальбом. Может быть, мне кажется. – Она дышала все чаще и чаще. – Некоторое время назад я видела что-то похожее в глубине его платяного шкафа, под вещами. – Она сглотнула. – Помню, подумала, как странно, что у кого-то еще есть фотоальбомы, и потом решила, что там хранятся фотографии Единственной, понимаешь? Девушки, которая разбила его сердце и превратила его в это чудовище. – Ее глаза наполнились слезами. – А глупая, глупая я стану той, которая заставит его забыть о ней. Я думала излечить его разбитое сердце, и, о боже, вместо этого он уничтожил меня.
– Нет. Нет, не уничтожил. Даже близко нет.
Она сдержала слезы. Распрямилась и посмотрела яростно. Немного пьяно, конечно, Оливия не могла держать себя в рамках, но все же яростно.
– Я уверена, это был фотоальбом, Кейт.
Некоторое время мы ничего не говорили, только кивали друг другу.
Наконец я взяла ее руки в свои.
– Тебе нужно будет вернуться туда еще один раз. – Ее ладони похолодели. – Роль всей жизни. Он когда-нибудь оставляет тебя одну?
Она задыхалась от стыда.
– По воскресеньям, если я… «веду себя хорошо», он идет за кофе и бейглами. Я, хм, я вела себя плохо последние две недели.
